РИСУНКИ РАССКАЗЫВАЮТ, СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ, ОБВИНЯЮТ

Автор Владимир ИТКИНСОН, Нацрат-Илит

В начале мая 1945 года, в завершающие дни войны против нацистской Германии, американские войска вошли в Гамбург. В окрестностях города в одном из концлагерей они освободили сотни евреев, которых нацисты не успели уничтожить.

Была среди них семнадцатилетняя девушка с трагической судьбой – Элла Либерман. Больше семи лет продолжался страдальческий путь юной Эллы – изгнание из страны детства, ужасы гетто, ожидание смерти в Освенциме, гибель почти всей семьи и – чудесное спасение.

Вскоре ее имя стало известным и в Израиле, и во многих странах Европы.

В предвоенные годы семья Эллы Либерман жила в Германии, в неспокойном Берлине. После прихода к власти нацистов начались преследования евреев. В 1938 году семья Либерман была изгнана за рубеж. Окончилось безмятежное детство десятилетней девочки. Покинув родной дом, Либерманы вместе с сотнями еврейских семей поселились в небольшом городке Бендзин на юге Польши.

…И в Берлине, и на новом месте девочка постоянно рисовала. Все, что казалось ей интересным, она спешила изобразить на бумаге. Это увлечение пришло еще в раннем детстве. Элла часто вспоминала свои первые детские рисунки, сделанные в родительском доме, помнила похвалы школьных учителей, увидевших в ней крупицы таланта.

Рисовала она своих подруг, удачно схватывала черты лица родителей, своих братьев. Но все это оставалось в прошлом…

В сентябре 1939 года в город Бендзин вошли немецкие танки. Гитлеровские войска оккупировали польские земли. Большая часть города, где жили в основном еврейские семьи, была окружена колючей проволокой и превратилась в гетто.

Семью Либерман потеснили, и восемь человек стали жить в крохотной комнатке – “в дыре”, как называла ее Элла, “где невозможно было даже зажечь свечу из-за отсутствия там кислорода”.

Перед глазами юной девушки месяц за месяцем проходили тяжелые сцены издевательств и унижений евреев, отчаянной борьбы за выживание, за кусок хлеба. Из гетто постоянно увозили отдельные группы евреев – женщин, детей, стариков – в лагерь смерти Освенцим. Вскоре и Эллу с семьей отправили в Биркенау.

В августе 1943 года Бендзин был объявлен “юденрайн” – очищенным от евреев.

Девушке в это время исполнилось 15 лет. Ей присвоили номер 74349. Вместо имени. Не только присвоили, но и выжгли на руке, как клеймят животных. Самая светлая пора жизни проходила в седьмом круге ада.

А как хотелось вернуться в прошлое, держать в руках карандаш, лист бумаги и выплескивать свои впечатления. Но она знала, что ее ждет. И солнце уже не светило ей, и не было у нее будущего. Оставалось одно – ждать конца…

Сколько слез пролила юная Элла, когда рушилась ее семья, когда увозили на расстрел родного отца Иегошуа, когда погибли в газовых камерах Освенцима ее любимые братья Алекс и Лео. Единственным близким человеком оставалась мама. Она, страдала больше всех, потеряв отца, мужа и детей. Она выплакала море слез, она молилась, каждый день молилась – просила Б-га оставить в живых ее ребенка, Эллочку, все, что у нее в жизни осталось…

Однажды Элла нашла кусок оберточной бумаги, достала из кармана осколок черного угля, подозвала свою подругу:

– Яна, у тебя выразительное лицо, я тебя нарисую.

– Зачем? – удивилась подруга.

– Пошлешь домой, если будет оказия.

– Ты все шутишь?

Элла поставила Яну лицом к свету и быстро стала набрасывать первые штрихи.

Вдруг за спиной оказался охранник:

– О, юная художница!

Он подошел ближе. Вместо ударов дубинкой, которых они ожидали, немец ухмыльнулся.

– А меня можешь нарисовать? – спросил он.

Дрожащими руками Элла выводила каждый штрих. Она всматривалась в упитанное, лоснящееся лицо охранника, стараясь смягчить его черты. Наконец немец получил свой портрет, долго смотрел, оценивал и наконец осклабился. Он был доволен.

Однако рисунок смял и стал объяснять, что портреты немцев должны быть исполнены на хорошей бумаге…

Весть о юной художнице скоро дошла до руководства лагеря. Эллу вызвали в контору.

– Рисовать будешь только немцев, – сказали ей.

Выдали бумагу, карандаши, и пятнадцатилетняя девчушка стала “придворным художником” в зловещем концлагере.

Элла была рада, мечта сбылась – рисовать, управлять карандашом, набивать руку, накапливать впечатления… А может быть, на этом поприще ей сохранят жизнь?

Вызывали ее офицеры крупного калибра и унтер-офицеры, и надсмотрщицы-женщины. Девушка честно работала, заказов было много.

Рисовать ей хотелось подлинные лица, рисовать то, что она видит наяву. Какой интересный материал – звериный оскал, кровожадный взгляд, жестокие, бездушные лица закоренелых убийц, варваров, на людей не похожих.

Но здесь нужно быть осторожной. Любое отклонение может привести в газовую камеру.

“Надо все это запомнить, – размышляла девушка, – когда-нибудь, если Б-г сжалится надо мной и я выйду на волю, – все выложу на бумагу. Все, все!” Эллу не отправляли на тяжелые работы, она рисовала – десятки портретов, рисунков каждый день. Рука уставала, часто немела от напряжения. Но это никого не беспокоило.

Особую жестокость проявляли к ней женщины с повязками “капо” на рукаве. Стараясь показать свои познания в живописи, они заставляли по два-три раза переделывать портреты, угрожали расправой. Элла терпеливо сносила капризы этих злобных мегер.

Иногда художнице перепадал лишний кусок хлеба. В насмешку некоторые заказчики бросали ей по несколько пфеннигов, подчеркивая свое “благородство”.

Вторая мировая война подходила к концу. В январе 1945 года советские войска продвигались по польской земле, освобождая города и села от фашистов. И когда фронт стал приближаться к Освенциму, немцы, чтобы скрыть свои преступления, начали переправлять большие партии узников в Германию пешим ходом, “маршем смерти”.

27 января русские танки ворвались в Освенцим и освободили немногих оставшихся в живых. Но Эллы Либерман здесь уже не было…

Босая, голодная, истерзанная душевно и физически, сбивая ноги в кровь, она шла с матерью сотни километров, шла на запад вместе с тысячами обреченных. Многие в пути падали от усталости, умирали от голода и болезней. А тех, кто не мог двигаться, немцы пристреливали.

Истощенные и обессиленные мужчины и женщины с трудом добрались до окрестностей Гамбурга. Разместили их в особом лагере, – где нацистские палачи не так свирепствовали, как прежде: они боялись возмездия. Появилась слабая надежда на спасение.

В начале мая 1945 года наступавшие с Запада части англо-американской коалиции подошли к Гамбургу и освободили сотни заключенных концлагеря. Люди радовались, плакали, благодарили своих спасителей… Из большой семьи Либерман остались в живых только двое – двое из восьми.

Элла Либерман мужественно прошла через все испытания. Было ей тогда всего семнадцать лет, но выглядела она гораздо старше, да и вес ее был почти вдвое меньше нормального. Но молодость и чудо спасения, любовь к жизни и неодолимое желание рассказать миру обо всем пережитом поддерживали юную художницу.

В том же концлагере Освенцим, где нацисты истребили около полутора миллионов человек, вершилась трагическая судьба юного гения – Анны Франк. Она была на год моложе Эллы Либерман. За два месяца до окончания войны Анна Франк в марте 1945 года умерла в лагере Берген-Бальзен.

Она оставила миру свой “Дневник”, который, по словам Ильи Эренбурга, “потрясает читателя больше, чем мастерски написанные книги”.

Элла Либерман сделала своим оружием карандаш. Она не могла рисовать все то, что видела, – истязания заключенных, убийства детей, массовое истребление ни в чем не повинных евреев. Ее заставляли рисовать тупые рожи изуверов. Но материал накапливался, ждал своего часа…

Сотни граждан европейских стран, которым судьба подарила жизнь, возвращались на родину. Но многим евреям некуда было вернуться. Их временно направили на остров Кипр. Здесь, в тихом районе Средиземноморья, они ожидали своей участи. Больше года находилась Элла со своей матерью на Кипре.

Ничего ее не интересовало, кроме волнующей надежды запечатлеть прошлое. Она начала делать первые зарисовки. Позднее Элла скажет: “Я сидела и рисовала, изливая все, что накопилось в моей душе, серыми линиями на тусклой бумаге”.

В 1946 году Либерманы решили совершить поездку в Польшу, – побывать в Бендзине. Они надеялись встретить кого-нибудь из родственников или знакомых. Евреев здесь осталось совсем немного, знакомых не нашли. Однако восемнадцатилетняя Элла встретила свое счастье – она познакомилась с офицером польской армии Эммануэлем Шибером и вышла за него замуж. К ее фамилии прибавилась фамилия мужа.

А в это время произошло событие исторической важности. На древней земле наших предков в мае 1948 года было провозглашено государство Израиль. Вот она, настоящая родина всех евреев!

Нисколько не раздумывая, в том же 1948-м Элла с мужем и матерью прибыли в Израиль. Обосновались они на севере, в Хайфе.

После страшного потрясения – почти двухлетнего заключения в Освенциме – Элла Либерман-Шибер долго не могла прийти в себя, привыкнуть к цивилизованной жизни, где тебя окружают нормальные люди, где тебе не грозит в любую минуту получить удар по голове или пулю в затылок. Это были трудные годы реабилитации. Спасала ее работа, хотя приходилось тревожить память и вспоминать прошлое.

Напряженный труд над первым альбомом рисунков занял несколько лет.

– Я восстановила каждую картину, – вспоминала она, – вплоть до освобождения из лагерей. Дрожащими руками начала я воспроизводить тот ад, из которого только чудом вышли моя мама и я. Я чувствовала, что с каждым рисунком мне становится намного легче, что постепенно ко мне возвращается вера в человечество и в окружающий мир, несмотря на то, что прошлое было таким жестоким по отношению ко мне и моему народу.

Художник Элла Либерман-Шибер, верная своим замыслам, продолжала создавать все новые рисунки, отражающие трагическую правду о Катастрофе. Это стало делом всей ее жизни.

Порой приходили сомнения – достаточно ли сильное воздействие на читателя производит рисунок? Может быть, другие виды искусства способны ярче показать все то, что ей пришлось пережить? Она думала о кинофильмах и театральных постановках, отображающих Вторую мировую войну и Холокост. Но об этом тогда нечего было и мечтать. Страна переживала трудные дни. Несмотря на победу в Войне за Независимость, все еще сохранялась военная опасность, были трудности с продовольствием, жильем, финансами. Вопросы культуры и искусства оставались проблемами завтрашнего дня.

Шли годы. Росло количество работ художницы, совершенствовалось ее мастерство. Главное требование – достоверность и правдивость. Приведем одну из ее записей: “Все, что я видела и пережила в юности и что затмевало мне белый свет, я пыталась выразить в своих рисунках как непосредственный свидетель всех этих ужасов”.

В ее работах – не только констатация фактов, но и поиски более совершенных изобразительных средств. Она избирает особую художественную методику, где линия – основное средство выразительности. Множество эпизодов мученической жизни в лагерях четко сохранились в ее памяти. Художница стремилась все эти сцены правдиво передать в наиболее доступной форме.

Каждый рисунок – это рассказ о зверствах, издевательствах, экспериментах над живыми людьми, о способах удушения, истребления евреев.

Все рисунки точны и выразительны. Вот озверевшие охранники расстреливают из пулеметов колонну евреев; вот нацисты, посмеиваясь, рвут бороду пожилого еврея; вырывают из рук матери ребенка и убивают его; подбрасывают ребенка и тренируются в стрельбе; вырывают золотые коронки у живых людей…

Страшные картины – словно из придуманного фильма ужасов.

До какой степени варварства и одичания дошла нация Шиллера и Гете, вырастившая тысячи таких вот изуверов и убийц… И все это было, было… в Европе, в середине XX века.

В 1998 году родные и близкие проводили в последний путь талантливого художника Эллу Либерман-Шибер. В память о ней члены семьи – муж Эммануэль, дочь Ада Вайц – и многие друзья подготовили и издали альбом (27 х 21 см).

Из множества рисунков было отобрано девяносто три самых острых и выразительных. Один из специалистов заметил, что эти работы можно было бы представить любой международной комиссии по геноциду.

Перелистывать страницы этого альбома без волнения и гнева невозможно. Иному впечатлительному читателю с трудом приходится сдерживать слезы. Можно понять чувства людей, которые все это пережили. Рисунки рассказывают, свидетельствуют, обвиняют.

Все, что создала Элла Либерман-Шибер, отобразив чудовищную картину геноцида, нацистскую “технологию” уничтожения миллионов евреев, останется навсегда в памяти народов, в музеях, альбомах и выставках.

Сегодня рисунки Эллы Либерман-Шибер можно увидеть в музее на территории бывшего концлагеря Освенцим, в музеях Яд ва-Шем, Лохамей а-гетаот и других.

Семья Либерман организовала выставку, которая была посвящена памяти художницы и всех ее близких, погибших в Катастрофе, – отца Иегошуа, братьев. Алекса и Лео, других членов ее семьи. Выставка с большим успехом прошла во многих городах Израиля.

Еженедельник “Секрет”

.
.
.

.
.
.