Правда о “зомбоящике”

О том, почему российское телевидение стало таким, как  есть, какие задачи оно выполняет, чьим ожиданиям соответствует, “Росбалту” рассказал известный социолог и культуролог, главный редактор журнала “Искусство кино”, член Совета по развитию гражданского общества и правам человека при президенте РФ Даниил Дондурей.

— Даниил Борисович, на недавнем заседании СПЧ вы говорили: утверждения о том, что “телевидение — это журналистика, что оно занимается информацией или что оно показывает то, что хотят люди, — это все профессиональные пропагандистские уловки. Телевидение — производство по изготовлению представлений людей о происходящем”. Не могли бы вы поподробнее свою позицию разъяснить?

— В профессиональное общественное сознание сфера телевидения не попадает в качестве системного медиаформатирования взглядов людей на жизнь, на осуществление ее правил, предписаний морали, стереотипов, ментальных кодов, ценностных систем — всего того, что можно назвать “картиной мира” буквально каждого человека. Телевидение по какой-то старой традиции относят к журналистике, но это не совсем так. Этот род медиа — не только коммуникации и информация, но и компенсаторные механизмы, и производство смыслов, их трансляция сквозь время и разные сообщества, приоритетов, ментальных установок, и многого другого. Я даже использовал (на заседании СПЧ — “Росбалт”) наглое экономическое выражение “изготовление представлений о жизни”. По мнению всех экономистов, человеческий капитал (то есть — качество человека) составляет половину мировых ВВП. Нужно иметь в виду, что именно их качество во многом формируется телевизором – “ящиком для глаз”. Суждения о том, что это лишь отдых и развлечение, досуг, средство информации и коммуникации – предельно ограниченный взгляд на вещи. Тут десятки разнообразных функций. Телевидение — это пространство для программирования и воспроизведения человеческих практик. И, естественно, их усвоение. Производство, трансляция, потребление — все три элемента.

— На том же заседании Владимир Познер выразил мнение, что установка главных телеканалов страны состоит в том, чтобы обеспечить единомыслие у аудитории. При этом на того, кто возражает против официальной позиции, вешается ярлык “инакомыслящего”. А то, что сейчас транслируется на главных телеканалах, отбивает у людей желание думать. Что вы думаете по поводу этого утверждения?

— Сейчас ситуация чрезвычайно кризисная, касающаяся отношения к целому ряду очень сложных обстоятельств государственной политики России. Кризисные отношения с украинским правительством, с разными социальными группами народа Украины. Тут и отношения к драмам, которые возникли, к прошлым и нынешним руководителям Украины, к Крыму и так далее… Все это клубок довольно противоречивых проблем. Кризисная ситуация всегда характеризуется противостоянием разных точек зрения. И в ситуации, когда идет мощное противостояние, государство, естественно, стремится определенным образом воздействовать как на свое население, так и на население остального мира, продвигая свою версию событий. Трудно представить, чтобы во время информационной войны (а сегодня идет очень мощное идеологическое противостояние) государство бы переживало: “Хорошо бы нам максимально объективно показать мнение нашего противника. Возьмем, предположим, интервью у премьер-министра Украины или других лидеров Майдана”. В каком-то смысле все, что сейчас происходит, — это военные действия в медийной сфере.

Конечно, гражданское общество всегда стремится сделать так, чтобы были по возможности представлены все позиции, а государство пытается уменьшить объемы инакомыслия. Это естественный процесс. Особенно в замечательных российских традициях. В нашей истории периоды свободы слова были ведь совсем небольшие: примерно лет 30 перед 1917 годом, да еще последние 20 лет. В остальное время по существу не было свободы распространения противоречащих одно другому представлений о жизни. Какими бы технологиями не пользовалось общество во все времена.

Сам институт государства не очень заинтересован в появлении гражданского общества, но цивилизация и развитие культуры требуют: если хочешь конкурировать с Китаем, Америкой и Европой, ты должен его признавать и развивать. А значит: развивать личность, формы самореализации человека, разные общественные структуры. Поэтому оба процесса естественны: стремление государства ограничить медийное воздействие гражданского общества и, наоборот, попытки этого общества преодолеть все виды цензуры. В этом противостоянии и формируется гражданская жизнь в стране. Поэтому прав Владимир Познер, когда говорит, что нужно представлять разные точки зрения, но не прав, когда хочет, чтобы государство уменьшало свое давление в этой сфере. Это ему по своей природе неорганично! Тогда одни и те же интерпретаторы событий будут попросту переходить с канала на канал.

— Можно ли тогда говорить о том, что лидерство развлекательных шоу в телевизионных рейтингах по итогам прошлого года, а не фильмов и информационных программ, как-то связано с попытками воздействовать на аудиторию?

— Безусловно. Как говорится, “народ и партия едины”. Один из важнейших идеологических и смысловых стереотипов сводится к тому, что телевизионщики убеждают себя, гражданское общество, народ и начальство: “Мы показываем то, что хотят потребители”. Это неправда. Все современные экономические теории исходят из того, что производитель навязывает потребителю то, что он хочет ему продать. Предложение формирует спрос, а не наоборот. Предложение всеми своими гигантскими ресурсами форматирует этот спрос. Поэтому развлекательное телевидение хочет, чтобы люди больше отдыхали. И с блеском, мастерством, невероятным креативом решает эти задачи. Поэтому развлекательные шоу, сериалы, лидируют в рейтингах. Не имеет значения: идет ли речь о полицейских, которые ведут себя как преступники, или о брошенной жене, которая находится в сложнейших отношениях со своим мужем. И то, и другое — чаще всего лишь форма развлечения.

— Чем, на ваш взгляд, объясняется сверхпопулярность в России псевдонаучных передач, передач о мистике? Ведь, к примеру, в Америке такие программы едва выдерживают один сезон. А у нас, их выходит десятки, так еще и у повторов этих программ рейтинги на высоте.

— У нас люди не хотят и боятся думать о будущем. Лишь два процента граждан планируют жизнь дальше, чем на год. В российской традиции есть понятие: “будущее непредсказуемо”. Что будет завтра, каким человеком предстанет правитель, как будет власть передаваться, каковы принципы деятельности, какие партии, что за “гадость” эти выборы — люди этого не знают. И поэтому они идут к предсказателям. Чтобы им ответили: “Президентом у вас будет женщина”, — или, — “Президентом будет татарин”. “После войны у вас начнется мир, а после мира — чудесная война”. Настолько сильно люди не уверены в будущем. Ведь только в России форма собственности и цивилизации за последний век менялись дважды. Такой другой страны нет. Сначала была монархия, потом тоталитарная система под видом диктатуры пролетариата, теперь — казалось бы, буржуазное общество. К этому привыкать нужно поколениями, а здесь не успевают. Поэтому сегодня население не любит рынок, частную собственность, а прошло (после распада СССР — “Росбалт”) уже 22 года. Вы можете себе представить (если бы, конечно, социологические опросы были разрешены в 1937-39 годах, и социологию не объявляли бы лженаукой), что большинство населения, несмотря на социалистические идеалы, обожает монархию? Это то, что происходит сейчас. Большая часть граждан сегодня любит советскую власть: плановое хозяйство и государственный диктат над экономикой.

— В конце 2011 года на международном телевизионном рынке в Каннах гендиректор “Первого канала” Константин Эрнст сказал, что телевидение знает, как удержать внимание “не очень молодых, не очень образованных и не слишком обеспеченных людей — людей с очень ограниченным кругом интересов”. А вот как работать с молодой интернет-аудиторией — еще нет. Сейчас, на ваш взгляд, в этом плане какие-то сдвиги наметились?

— Какие-то наметились, но большие федеральные каналы, как точно говорил Эрнст, работают именно с такой аудиторией. Прошло почти три года, и здесь ничего не изменилось. А вот что касается молодежных аудитории, то здесь действует целый ряд технологий, по которым телевидение подменяет развлечение для стариков специальным развлечением для молодых людей: более откровенная лексика, больше секса, более открытые одежды, специальные фени и фенечки (я имею в виду и специальный язык, и типы одежды), стилистика, танцы, музыка и тд. Они создают канал “Пятница”, канал “Ю”, еще СТС, ТНТ и целый ряд новых каналов, ищут возможность привлечь внимание молодежи, которая повторяет интерес родителей: деньги, карьера, еда, халява, отдых, загранка. Новые каналы как раз и решают ту задачу, которую поставил Эрнст. Но большие, федеральные каналы, конечно же, до сих пор работают с аудиторией 44+.

— Вчера стало известно о том, что президент России распорядился выложить архив выпусков некогда популярнейшей программы “Очевидное-невероятное” в Интернет. Как вам кажется, с чем связано фактическое отсутствие на центральных каналах Российского телевидения научно-популярных, “интеллектуальных программ?

— Экономикой российского телевидения заведует рейтинг. Я говорил об этом на встрече с президентом в прошлом году. За какую-то политическую лояльность телеканалы получают право зарабатывать на особом — развлекательном — контенте. Конечно, если поставить против “Дома-2” или целого ряда программ, например, Андрея Малахова, передачи Капицы, то очевидно, насколько аудитория будет меньше, а значит, будет меньше рекламодателей, а, следовательно, и денег. Никто не хочет душить “Капицу”, просто на нем мало заработаешь. А вот если пригласить в эфир какого-нибудь маньяка, убийцу или отвратительных родителей брошенных детей, то, конечно, рейтинг будет выше, чем у разговора о бесконечности вселенной.

— Но есть же примеры в Европе, где интеллектуальные программы типа “Что? Где? Когда?” выходят в прайм-тайм и собирают большую аудиторию…

— Для этого нужно специально проводить большую работу, воспитывать население. А когда 18 лет телевидение работает только на том контенте, который в полном соответствии с представлениями Фрейда находится ниже пояса — страхи, секс, слухи, несчастья, о чем тут можно говорить? Бесконечные “Менты” — вот метафора российского игрового сериального телевидения.

— Раз уж речь зашла о сериалах. В США телесериалы — это уже полноценная отдельная индустрия. Туда идут серьезные режиссеры, которые не попадают под условный попкорновый “формат” Голливуда. В результате все больше внимания приковывается не к большому экрану, а к телевизионному. Почему так не происходит у нас?

— У нас совершенно нет возможности конкурентоспособного экспорта подобных сериалов в другие страны. Различные “Шерлоки”, “Безумцы” и другие телепроекты идут в 130-150 странах мира. Российские же сериалы никто нигде практически не смотрит. Кроме, разве что, Китая, если речь идет о военных сюжетах. А на внутреннем рынке за два десятилетия уже сформировалась аудитория, которую не будешь держать за счет качественного контента. То же самое происходит в кинотеатрах. Если ты (чуть не сказал: “Подлец!”) получил золотую пальмовую ветвь в Каннах, или Золотого медведя — в Берлине, или такого же льва — в Венеции, у тебя нет шансов заработать деньги в российских кинотеатрах. Потому что это сложно, художественно, интеллигентно, драматично, тревожно, непонятно. Ты тут не получаешь легкого удовольствия. Под это трудно есть попкорн и запивать его колой. Это кино не для жевательного сопровождения. Так и сериалы. У нас фактически исчезает качественная аудитория, как в филармонии, где она за 15 лет упала в восемь раз. Нет такой аудитории уже в миллионных городах, тем более — в “каких-нибудь” 500-тысячниках, а, например, в Германии и в 50-тысячном городе вы найдете людей, которые готовы слушать Бетховена или Брамса.

— В российском полнометражном кино особняком стоят байопики о легендах из прошлого — будь то Гагарин, Харламов или Высоцкий, которые оказываются чрезвычайно популярны. С чем это связано, на ваш взгляд?

— Популярность объясняется потребностью в идеальных героях людей любого возраста, любой национальности, любой формы собственности, любого благополучия. Люди бесконечно нуждаются в них. Они должны иметь подобные образцы. И если не имеют их рядом с собой, то должны их получить из кино или телевидения. Потому что сегодня, в подавляющем большинстве, они книг не читают. А сейчас культовых положительных героев нет. За исключением, разве что, малышек, которые выиграли Олимпиаду в фигурном катании. Но они не могут быть для интеллектуальных молодых людей героями только потому, что они сделали тройной тулуп. Значит, остаются лишь звезды прошлого. И, естественно, телеканалы подсаживают аудиторию на это. Сегодня нет людей, за которыми молодежь хотела бы следовать. У нас нет даже хоккеиста, которому молодые люди, хотели бы подражать. Вы заметили, что самые перспективные люди современности никогда не были героями ни одного телесериала, ни одного фильма? Это ведь не случайно… Казалось бы, могли же продюсеры или Минкульт это уловить, но их нет!

— А исчезновение детского кино также связано с низкой окупаемостью? Сейчас дети до сих пор с удовольствием смотрят советские фильмы, а чего-то нового, сделанного с умом и хорошим посылом о добром и вечном, нет…

— Здесь много факторов. Эти фильмы должны быть дорогими, а государство необходимые средства не выделяет. Продюсеры не могут заработать деньги на подростковых фильмах. Они делают их только на картинах для возраста до восьми лет, потому что эти дети заставят родителей пойти в кинотеатр — одних же их нельзя туда отпустить. Маленькие приведут с собой родителей и заставят посмотреть какой-нибудь мультик про Добрыню Никитича и Алешу Поповича. А уже когда они сами ходят в кинозалы — 12 лет плюс, – продюсеры не заработают денег. Нужны мощные спецэффекты, а это ужасно дорого. Государство не может раскошелиться, и дети предпочитают смотреть американские спецэффекты. У нас нет профессионалов, которые хотели бы снимать детские фильмы, потому что они там не станут звездами. Наше детское кино неконкурентоспособно в мире. Всегда такие процессы – это следствие очень многих причин: деньги, распространение на Западе, стремление заработать самих продюсеров, качество подготовки режиссеров и сценаристов, политика министерства и так далее.

— Как вам кажется, когда изменится ситуация с доминированием низкокачественного развлекательного контента на ТВ?

— Только два обстоятельства: либо подвинуть, изменить механизм финансирования телевидения – на что никто в нашей стране не может решиться. А это фундаментальный экономический механизм — уменьшить значение рейтинга, искать другие формы финансирования. Либо воля “первого лица”. Хотя в любом случае это его воля, потому что только так можно уменьшить основополагающее для движения смыслов значение рейтинга.

Беседовал Денис Гольдман
rosbalt.ru