Коллективизм и индивидуализм

Вечный бой между коллективизмом и индивидуализмом, длящийся, сколько существует человечество, лишь меняя свой лик и одеваясь в формы разных других «измов» (коммунизм и фашизм, традиционализм и либерализм и т.п.), не утихает и сегодня и даже, наоборот, разгорается с новой силой, особенно, в России. Каждая из сторон наработала со временем образы и образцы себя любимой, прекрасной и манящей, и противной стороны, до того противной, что в ее сторону можно только брезгливо плевать.

Коллективизм в глазах коллективистов – это и соборность, и «Троица» Рублева, и Святая Русь, и «За царя и отечество», и «За Родину и за Сталина», и «Врагу не сдается наш гордый Варяг», и «Смело мы в бой пойдем за власть советов» и комсомольцы-добровольцы, и все люди – братья и т.д.

А индивидуализм в их глазах – это воры и бандиты, пролезшие во власть, это наглые олигархи, обогатившиеся за счет разграбления коллективно созданного. Это так называемый «креативный класс», заливающий грязью и дешевкой все культурное пространство и оскверняющий всяко место, где раньше находили приют душа и дух. И все это не столько даже ради денег, сколько для самоутверждения, для того чтобы себя показать, любой ценой выделиться, выпендриться.

А в глазах индивидуалистов коллективизм это – шариковы, это – «все бухие пролетарии», «всенародный одобрямс», нудьга парт, проф и прочих собраний и коллективных мероприятий с официальными речами, читанными по бумажке. Это – безропотные винтики в государственной машине, ни за что не отвечающие и не желающие ни за что отвечать. «А если что не так, не наше дело, как говорится, Родина велела». Это – стремление все отнять и поделить. Это – тотальная слежка всех за всеми, чтобы никто не украл больше других и вообще не выделялся.

А в своих собственных глазах индивидуалисты – это выдающиеся личности, двигатели прогресса: творцы искусства, предприниматели, законодатели моды, ниспровергатели чего-то там. Короче, соль Земли, те, без кого не только не будет прогресса, но вообще остановится, завянет, закиснет жизнь. Это борцы со всякой косностью, отсталостью, примитивностью и предрассудками. И т.д.

Но что из того, что идет этот вечный бой, спросит читатель. К чему эта констатация факта, который и так всем известен? Идет себе бой и пусть идет. «Может в этом и есть сермяжная правда?» Может это – та самая гегелевская борьба противоположностей, без которой нет прогресса?

Я, вообще, не поклонник гегелевской диалектики. Но даже если допустить, что в каких-то случаях борьба противоположностей и ведет к прогрессу, то только не в этом. Это не говоря о том, что непонятно, а нам что делать, приняв эту гегелевскую догму. Если борьба противоположностей ведет к прогрессу, то нам что, усесться на заборе и наблюдать за этой борьбой, ожидая прогресса? Но если все будем сидеть на заборе и наблюдать, то и борьбы не будет, а уж тем более прогресса. Скорей с голоду начнем дохнуть и падать с забора. А если принять участие в борьбе, то непонятно из этой гегелевской максимы, на чьей же стороне. А если все равно на чьей, тогда, конечно, Гегель – это наука, придите и поклонимся!

На самом деле не может быть в обществе ни тотального коллективизма, ни тотального индивидуализма и истина в гармонии этих двух сторон, а не в их борьбе. А для того чтобы достичь этой гармонии, нужно, прежде всего, водораздел производить не там, не между индивидуализмом и коллективизмом. Нужно анализировать ситуацию в других понятиях, по-другому ставить задачу. А шумная эта борьба между коллективизмом и индивидуализмом, она только кружит головы людям ядом взаимной ненависти, уводя их от истинных целей, правильной постановки задачи и нахождения путей к ее решению.

Для того чтобы прояснить эту мою мысль, начну с примера. Вот существовал нудный советский коллективизм с упомянутыми партсобраниями, с людьми – винтиками в государственной машине, ни за что не отвечающими, с нищенским прозябанием большинства населения, с беспробудным пьянством, с медленным угасанием экономики, закончившемся ее бурным развалом и развалом самого Союза. И были такие люди – диссиденты. И они боролись. Нельзя сказать, что они боролись за развал Союза, хотя возможно, были среди них и такие. Точно также нельзя сказать, что они были однозначно против коллективизма. (Солженицын, в частности, был за соборность, Сахаров тоже нигде против коллективизма не выступал). Но они были за свободу и демократию и против удушающего всесилия тоталитарной власти. А свобода и демократия нужны личностям. Винтикам государственной машины они не нужны и даже пугают их. И в этом смысле диссиденты были за индивидуализм. По крайней мере, за большую степень индивидуализма.

Но вот, свершилось. Развалился Советский Союз, кончилась власть компартии и воцарились свобода и демократия (какого качества – это уже другой разговор). Но победили ли при этом диссиденты и получилось ли то, за что они боролись? К власти вместо первых секретарей партии пришли вторые секретари, секретари комсомола, красные директора. Только теперь они быстренько забыли про свое партийно-комсомольское прошлое и вместо песен про коллективизм стали петь песни про свободу и демократию. Но природа их осталась все та же. Так они вообще-то коллективисты или индивидуалисты?

Еще во власть проникли обыкновенные бандиты и бывшие подпольные цеховики. Впрочем, есть такие, которые успели побывать и в комсомольских вождях, и в подпольных цеховиках, и от бандитов их тоже не всегда можно отличить. Этих, вроде бы, можно однозначно идентифицировать как индивидуалистов. Но с другой стороны, можно ли поставить знак равенства между ними и диссидентами вроде Сахарова с Солженицыным, которых с точки зрения того, что они были против советского тоталитарного коллективизма, можно тоже зачислить в индивидуалисты?

А теперь вспомним, как установилась сама советская власть. Были такие большевики. Они боролись за то, чтобы власть была в руках народа (пролетариата). «Вся власть советам», а исполнительная власть, чиновники – это слуги народа. Можно, конечно, предположить, что и тогда, до революции, не все они свято верили в этот идеал, а были среди них и такие, которые говорили про власть народу, а помышляли о собственной власти над народом (Сталин?). Но большинство из них, безусловно, свято верили в этот идеал и готовы были жизнь за него положить и жертвовали. Ну и что, получилась ли власть народа? Получилась личная власть Сталина, а затем власть партноменклатуры. Т.е. власть тех, кто под разговоры про коллективизм, осуществляют свою личную, индивидуальную (или групповую с четкой иерархией внутри группы) власть. Так был ли при советской власти настоящий коллективизм или то был индивидуализм или своеобразный извращенный коллективизм?

Вот еще один пример, мало известный широкой публике, но очень характерный, – израильские кибуцы. Они были изначально очень социалистические и марксистские по своей идеологии и превзошли большевиков в своем стремлении осуществить власть народа и не дать образоваться правящей элите. Для этого они придумали обязательную ежегодную ротацию всей руководящей верхушки кибуца. Т.е. год отработал человек на руководящей должности, любой, он ее должен оставить, сколь бы ни была успешной его работа. Это, не говоря о том, что находящиеся на руководящих должностях кибуца не имели никакого материального преимущества перед остальными членами, все делилось поровну. И что же? Не прошло много времени, как в каждом кибуце сложилась своя правящая элита и вся ежегодная ротация осуществлялась внутри этого элитного кружка. Условно говоря, президент становился премьером, а премьер – президентом и т.п. Потому что, вопреки известному требованию Ленина, чтобы каждая доярка научилась управлять государством, не каждая доярка может этому научиться. А попытка довести эту идею до абсурда, может привести только к развалу государства или кибуца.

Последний пример особенно ярко показывает, что не может быть абсолютного коллективизма. Абсолютного индивидуализма тем более не может быть, пока существует общество. Абсолютный индивидуалист – это медведь в лесу, а даже волки в стае уже не абсолютные индивидуалисты. Тем более не могут стать абсолютными индивидуалистами все люди в обществе. Если такое случится, общество немедленно прекратит свое существование. Всякая борьба за абсолютный индивидуализм и абсолютную свободу приводит не  к установлению абсолютной свободы (которой быть не может), а к установлению новых ограничений. Иногда в целом более жестких, чем прежние. Но зато таких, которые выгодны определенной группе и невыгодны остальному большинству. Таким образом, те, кто проповедует абсолютный коллективизм или абсолютный индивидуализм, либо дураки, либо жулики, которые хотят, чтобы все играли по правилам, выгодным только им, либо все будут жить по правилам, а  они будут эти правила нарушать в своих бубновых интересах.

Так в каких понятиях нужно анализировать систему «общество», между чем и чем нужно проводить водораздел и как ставить и решать задачу, дабы не повторять до бесконечности ошибок прошлого?

Обращаю внимание, что в системе координат «индивидуализм – коллективизм» диссиденты вроде Сахарова с Солженицыным и олигархи вроде Березовского, а также бандиты, «креативщики», стряпающие порнофильмы или иного рода дрянь и халтуру, и прочая подобная публика попадают в одну компанию, компанию индивидуалистов. На чем, кстати, вовсю шельмуют диссидентов сторонники возврата в Советский Союз и прочие оголтелые коллективисты (воистину верующие в коллективизм или корыстно мажущиеся под коллективистов). А в категорию коллективистов в этой системе координат попадают с одной стороны «шариковы» и «все бухие пролетарии», согласные существовать на нищенскую, но надежную зарплату, лишь бы ничего не делать и ни за что не отвечать. А с другой стороны в эту категорию попадают истинные ревнители веры, служащие Богу и людям, упомянутые комсомольцы-добровольцы, сражавшиеся за Родину и отдавшие за нее жизни, огромное количество простых, но честных тружеников: врачей, учителей, инженеров и добросовестных рабочих и крестьян.

Так можно ли валить все это в одну кучу (точнее в две кучи: индивидуалистов и коллективистов) и не лучше ли провести водораздел между теми, кто честно работает на общий стол, пусть и не забывая о себе любимом, но не ставя свой интерес превыше общего,  и теми, кто, какие бы речи они не произносили про коллективизм, заботятся на самом деле о своем благе превыше общего? Тем, которые плюют на общество, не место в обществе, им место в лесу. А вот между теми, кто признает интерес общества превыше личного, неважно, посвятил ли он себя служению надличному, как монах или пламенный большевик, или он преследует свой личный интерес, заботясь лишь о том, чтобы не навредить общему, нужно искать гармонию. Гармонию, которая будет заключаться в том, что если ты преследуешь свои личные цели и лишь  не вредишь обществу, то имеешь право жить в обществе и тебя никто не должен преследовать и травить. А если ты приносишь пользу обществу, то должен получать от общества признание и уважение в пропорции от приносимой пользы. (А не травлю за то, что ты «слишком умный», «много о себе думаешь» и не желаешь изображать ложную скромность: «это не моя заслуга, а всего коллектива и мудрого руководства вышестоящих»).

Я не хочу сказать, что все беды человечества происходили оттого, что водораздел проводили не там, где надо, а именно проводили между коллективизмом и индивидуализмом. Но все же, очень многие беды происходили именно от этого. Вот затеяли строить некий идеал коллективизма в виде социализма. Личность в декларациях нивелировалась в отношении коллектива. А что получили? Я уж не говорю про прелести принудительной коллективизации на селе. В целом вместо уважения к личности человека, как такового, каждого человека, получили Культ личности Сталина, культ одного человека, на которого остальные должны были молиться и беспрекословно выполнять его волю.

А вот затеяли (диссиденты) борьбу за права личности и за свободу, против казенного коллективизма. И что получили? При прежнем режиме отдельные настоящие выдающиеся личности вроде Солженицына, Сахарова, Окуджавы, Высоцкого и т.д., хоть и обдирая себе в кровь бока о правящий режим с его держимордами, все же прорывались «сквозь тернии к звездам», принося огромную пользу обществу. А теперь при победившем индивидуализме (правда, не том, который виделся диссидентам) в «личностях» ходит наглая бездарь и сволочь, плюющая на все и на всех.  Сварганил какой-нибудь рекламный ролик или научился играть на низменных инстинктах публики с эстрады и считает себя на этом основании гением, которому позволено гадить всем хоть в души, хоть на голову и разрушать или растлевать общество.

А вот пример относительно успешной гармонии между коллективизмом и индивидуализмом. Это – Израиль. В нем есть все мыслимые формы собственности и организации людей: от суперколлективистских кибуцов (доходивших до обобществления детей, не говоря про упомянутую ротацию) до супериндивидуалистских рыночных торговцев с лотка. Включая все промежуточные формы: фермеров, сельхоз кооперативы, частных предпринимателей мелких и крупных, государственные предприятия  и т.д. и т.п. И все эти формы соревнуются между собой в условиях свободно рыночной экономики. И в результате в кризисные годы после 2008-го, когда во всех развитых странах – спад экономики, в Израиле – ежегодный рост ВВП 13-14%. И в личном плане каждый может выбрать более коллективистский или более индивидуалистский образ жизни. Не вступая в конфликт с теми, у кого другие предпочтения, и не устраивая ради своих предпочтений революции.

Конечно, пример Израиля еще не означает решения задачи гармонии в общем виде для всех народов и стран. Да и в самом Израиле далеко не все идеально. Для того чтобы решать эту задачу в общем виде, нужно учесть, что сам интерес общества и его благо можно понимать по-разному и борьба между группами, по-разному его понимающими, всегда будет. Но для того чтобы эта борьба обеспечивала прогресс, а не вела к развалу общества нужен консенсус в некоторых принципиально важных вещах.

Первейшая из этих вещей это способ договаривания людей между собой, он же – способ обоснования истины. Нет общепризнанного способа обоснования истины – нет общего языка и невозможно договориться на основе признания истины. Вот, скажем, фанатично верующие евреи спорят с фанатично верующими арабами за территорию Палестины. (Подчеркну, речь идет не вообще о евреях и арабах, а о фанатично верующих). Евреи говорят: «Это территория наша, потому что так написано в нашей священной книге Торе». А арабы говорят: «Нет, это наша территория, потому что так написано в нашей священной книге Коране». И все! Спор этот в этой плоскости, через выяснение, кто прав, неразрешим, потому что в этой плоскости нет никакого общего языка. В этом случае спор может быть разрешен только силой оружия.

Мне могут сказать, что этот пример не типичен. Речь в нем – о фанатиках, а мы живем, в общем, в цивилизованном мире. Но, во-первых, как показывают события не на одном лишь Ближнем Востоке, не в таком уж цивилизованном мире мы живем. Во-вторых, когда нет общего языка, то это нездорово и для нормальных не фанатичных людей. Да, они не хватаются немедленно за оружие, в некоторых случаях они находят компромиссы, в некоторых конфликты со временем изживают себя сами, но многие из этих конфликтов тлеют десятилетиями и взрываются, в конце концов, кровавыми событиями. И дело не только в конфликтах. Любое общество, а сегодня и все человечество в целом, сталкивается с огромным количеством проблем, требующих разрешения. Желательно наилучшего разрешения. Продолжать ли строить атомные электростанции или переходить на альтернативные виды энергии, разрешать или не разрешать ГМО, даже просто, что делать для предотвращения экономического кризиса или наилучшего выхода из него? Все это требует выбора истинного пути, а выбор ложного может обойтись слишком дорого. А как узнать, кто предлагает истинное решение, а кто ложное, когда предложений тьма разных, а единого способа обоснования, признаваемого всеми, и, следовательно, общего языка нет?

Но может ли быть предложен такой общий язык – принимаемый всеми способ обоснования истины? Я говорю, что может. Мало того, он уже существует и применяется, но только в сфере естественных наук. Да и тут он применяется в неявном виде. Он не представлен формально, эксплицитно, не расписан и потому и здесь он работает не слишком гладко. Тем не менее, ученые естественники, в отличие от гуманитариев, политиков и представителей других видов деятельности, способны рано или поздно договориться между собой всем сообществом и всем сообществом какую-то гипотезу принять как доказанную теорию, а какую-то отвергнуть, как ложную. И это только потому, что они обладают де факто (хоть и в неявном виде) единым методом обоснования своих теорий.

Я этот метод расписал, т.е. представил эксплицитно, показал возможность применения его (с соответствующей адаптацией) в гуманитарной сфере и проиллюстрировал это применение многочисленными примерами. («Единый метод обоснования научных теорий», Алетейя, СПб, 2012 и статьи в философских журналах, сборниках и интернете). Но, несмотря, на очевидную важность предмета и наличие положительных отзывов от некоторых известных философов, я не могу добиться широкого обсуждения метода ни в профессиональной среде, ни широкой общественностью. Понятно, что без широкого обсуждения не может произойти и всеобщее признание и применение метода, необходимость чего, надеюсь, я показал выше. И вся эта ситуация с зажимом метода и всей моей философии теснейшим образом связана с коллективизмом и индивидуализмом и борьбой между ними.

Во-первых, эта шумная борьба отвлекает людей от действительных задач, стоящих перед обществом. А во-вторых, единый метод обоснования задевает интересы и тем раздражает как коллективистов худшего пошиба, типа шариковых, так и индивидуалистов худшего пошиба, индивидуализм которых сводится к выпячиванию себя любой ценой и ни с чем не считаясь, прежде всего, с обществом и его интересами.   Первым метод мешает тем, что нарушает их психологический комфорт, поскольку ставит под сомнение обоснованность тех догм, в которые они свято верят и которыми они орудуют в преследовании инакомыслящих как дубиной. При этом, как правило, плохо зная теоретический базис своих догм, будь то марксизм, та или иная религия или иное учение. Вторым он мешает носиться со всякой ерундой, подаваемой как их великое новаторство, которого простым смертным не понять и которое на самом деле является просто претенциозным  кривлянием («как стих без мысли в песне модной» писал о них еще Пушкин), и шельмовать публику демагогией, построенной на произведении впечатления. Естественно, что и те и другие, не прекращая шумной борьбы между собой, делают все возможное для воспрепятствования признанию метода.

На основе моей теории познания и единого метода обоснования я разработал также теорию оптимальной морали («Неорационализм», Киев, 1992) и предложил новую обоснованную трактовку учения Библии («От Моисея до постмодернизма. Движение идеи», Феникс, Киев, 1999). Вещи также важные для построения гармонического общества и решения многих проблем, стоящих сегодня перед человечеством. В частности, принятие единой и обоснованной трактовки учения Библии дает общий язык представителям разных христианских конфессий. А поскольку подход, примененный мною при анализе Библии, может быть применен и при анализе Корана, то это позволяет найти общий язык и между представителями этих двух религий. Важность последнего не требует объяснений.

Однако, как я уже сказал, вся моя философия, включая и эти ее части, раздражает и оголтелых коллективистов, и оголтелых индивидуалистов. Одних она раздражает, потому что расходится, пусть хоть в малом, с их догмами, а их догматический ум не допускает ни малейшего отклонения от их догматически понимаемого учения. Других она раздражает тем, что не позволяет им вытворять что угодно и с общепринятой моралью и с трактовкой религиозного учения.

А. Воин

.
.
.