Его жизненный принцип

В декабре 93-го, на дедушкином ДР, мы с ним случайно оказались рядом перед окном. Смеркалось, но фасад разгромленного Белого Дома ещё был виден отчётливо.

Дед был в наглаженном чёрном костюме, я в заношенной спортивной кофте, со следом затушенного бычка.

Я хотел поговорить с дедом, но не знал о чем. Он, кажется, тоже ждал чего-то, и, не дождавшись, повернулся, чтобы идти к гостям, и тут я сказал первое, что пришло в голову:

– Ты Ельцина видел?

– Пьет много, – ответил дед после недолгого раздумья.

Дед мой выпить мог, но не любил. На него даже друзья обижались, мол, что ж ты, Саша, мало пьешь, не можешь? А дед отвечал, мол, я-то могу, просто не хочется.

Он и в самом деле мог. Крестьянский сын, подмастерье каменщика, дослужившийся до золотых погон, личного холодного оружия и горсти орденов.

Мог, но не хотелось.

По должности дед занимался огромными заводами, часто ездил на Урал, в Свердловск, и там его с конца 70-х стал встречать Ельцин.

А встреча – это банкет, а банкет – это коньяк.

И дед просил адъютантов в его рюмку только чай подливать.

И вот пьет он свой чай и пьет, а на очередном приёме чай ему какой-то бледный заварили, и когда рюмки в очередной раз подняли, Ельцин деду и говорит, мол, чем это вы, Александр Васильевич, коньяк разбавляете?

И все, кто за столом был, на деда свои партийные лица повернули.

– Я, Борис Николаевич, водкой разбавляю, – ответил дед. – По крестьянской привычке.

И некоторое молчание над свердловским столом повисло, и малахитовые пепельницы показались как-то особенно тяжелы. Но это я уже от себя выдумываю.

– Ну, москвичи, понимаешь, – хмыкнул наконец Ельцин и выпил, а за ним и остальные.

С тех пор, когда я сижу за столами и цежу бесконечно одну рюмку, я вспоминаю далёкий декабрь, Белый Дом с черными дырами, Ельцина, деда и его жизненный принцип, достойный мудрого великана – я-то могу, просто не хочется.

Александр Снегирев
FB