Для самих себя

– Так ты, значит, решил совсем замолчать? – при случайной встрече спросил я своего давнего товарища из тех, с кем вместе входил в литературу. В 80-е его имя не то чтобы гремело, но на слуху было: и книжки шли, и полемики вокруг них затевались. А в 90-е он будто на дно лег, чтобы в начале нулевых переиздать старое, добавив кое-что новое, и вновь уйти в глухую несознанку.

– Уже навсегда?
– Да, теперь точно с концами. Не могу, – говорит, – писать, если отклика не ощущаю. Не для кого стараться.

Оно вроде и так. Издашь, бывало, в молодости книгу… Да что книгу? Статью опубликуешь в журнале или даже удачную рецензию – и долгое эхо их сопровождает. А теперь?

Напечатал вот я недавно статью, резко пересматривающую мои собственные представления о литературе, и что? В фейсбуке ее, конечно, облайкали, но в профессиональной среде спора не возникло. Да и какой спор – если коллега-критик из совсем новеньких нашел, что я всего лишь конспективно пересказываю взгляды, уже знакомые читателям. «Впрочем, – подбодрил он меня, – в условиях перманентной глухоты и сегментации культурного поля, возможно, нелишне и повториться».

Для кого, выходит, я писал, для кого опровергал сам себя?

То же и с журналами. Для кого, ну для кого, спрашивается, мы бьемся, составляя каждый номер так, чтобы он прочитывался не как совокупность разрозненных текстов, а как цельное и внятное послание, если оно никем почти так не прочитывается?

И совсем я было приуныл, но вспомнил любимый с детства рассказ Анатоля Франса о жонглере Барнабе, который очень хотел послужить Богоматери, но не знал как и страдал ужасно, пока его однажды не осенило: стал запираться по ночам в часовне и..

Ну, дальше вы, конечно, помните, как заглянули старцы в эту часовню, а там «у алтаря святой девы Барнабе, держась на руках, вниз головой, подняв ноги кверху, жонглировал шестью медными шарами и двенадцатью ножами. В честь божьей матери он проделывал фокусы, за которые его когда-то особенно хвалили. Не поняв, что этот бесхитростный человек отдает пресвятой Деве все свое искусство и умение, старцы сочли это кощунством.

Настоятель знал, что Барнабе чист душою, но он решил, что у бывшего жонглера помутился разум. Все трое хотели было вывести его из часовни, как вдруг увидели, что пресвятая Дева сошла с амвона и вытирает полою своей голубой одежды пот, струящийся со лба жонглера».

Не так ли и каждый из нас на пределе своих возможностей вертит шарами – в надежде не на внимание зрителей и уж не на гонорар, конечно? А для самих себя. Перед лицом того, что заведомо выше нас. С тайной надеждой, что и наш пот оботрут однажды.

Сергей Чупринин