Вирус коррупции

Коррупция, одна из самых опасных угроз глобальной безопасности и процветанию, успешно расширяет свои границы благодаря тому, что она скрывается на самой поверхности. Новая провокационная книга Лоуренса Кокрофта помогает нам ответить на сложный вопрос: что она из себя представляет.

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Самая опасная угроза глобальной безопасности и процветанию скрывается от нас на самой поверхности, хотя назвать ее и дать ей определение оказывается чрезвычайно сложной задачей. Новая провокационная книга Лоуренса Кокрофта (Laurence Cockcroft), одного из основателей организации Transparency International и председателя ее британского отделения, помогает нам оценить масштабы глобальной коррупции и той угрозы, которую она представляет для устойчивого экономического и социального прогресса не только в развивающихся, но и в развитых странах.

Кокрофт начинает с определения коррупции: это действие, которое «всегда подразумевает получение денег, активов или власти так, что это остается незаметным для общественности, которое обычно является незаконным и которое совершается в ущерб обществу в целом, независимо от того, совершается ли оно на высшем или повседневном уровне». Затем он уточняет это определение, добавляя, что, «хотя коррупция зачастую незаконна, существуют такие ее формы, которые являются технически „легальными“, но которые в большинстве стран считаются коррупционными». Многие формы коррупции существуют вполне открыто, а в Китае «коррупция [может рассматриваться] в качестве неотъемлемой составляющей феноменального экономического роста». Его определение коррупции порой кажется довольно противоречивым из-за своей расплывчатости. Секретная и незаконная деятельность часто никак не связана с коррупционными практиками, а скорее относится к другим типам преступной деятельности. Широкое определение позволяет Кокрофту рассматривать такие примеры «коррупции», которые больше напоминают откровенно преступную деятельность: пиратство у берегов Сомали, производство опия в Афганистане и незаконная торговля колтаном в Руанде. В результате в книге говорится скорее о глобальной преступности, чем о коррупции как таковой. Вопрос терминологии оказался самым слабым местом этой книги, однако у нее, тем не менее, есть масса неоспоримых достоинств. Когда речь заходит собственно о коррупции, Кокрофт совершенно верно описывает ее наиболее значимые черты, и этот аспект его исследования заслуживает пристального внимания.

Главная мысль книги заключается в том, что коррупция всегда уходит своими корнями в политику, в частности, как пишет Кокрофт, в «слияние элит». Исследуя механизмы принятия решений на высшем уровне во множестве стран, от России до Бразилии, от Перу до Индии, он выделяет следующую модель: сегодня политики часто ведут себя как предприниматели, окружая себя помощниками и подхалимами и начиная управлять политическим процессом так, как они управляли бы коммерческим предприятием. Отличительными признаками коррумпированного общества являются использование богатства для сохранения места в государственном аппарате, использование своей власти для приобретения разного рода привилегий и использования богатства и власти для дальнейшего преумножения богатства. Проще говоря, коррупция представляет собой преобразование государственной службы в особый вид предпринимательской деятельности.

Кокрофт приводит массу наглядных примеров подобной динамики. Он пишет о президенте Бразилии Фернандо Колор ди Мелу (Fernando Collor de Mello) и президенте Перу Альберто Фухимори (Alberto Fujimori), о нигерийском генерал-лейтенанте Сани Абача (Sani Abacha) и президенте Заира Мотубу Сесе Секо (Mobutu Sese Seko), о российских олигархах и итальянской мафии. Эти примеры он использует в качестве иллюстраций того, как коррупция воспроизводит себя посредством политики, как коррумпированные интересы упорно «восстанавливаются после попыток провести реформы» и как финансовые вложения в предвыборные кампании теперь рассматриваются не в качестве «пожертвований», а в качестве «инвестиций» в политику, то есть в качестве средства достижения деловых целей«. И объемы этих «инвестиций» огромны. В 2000-е годы, как пишет Кокрофт, гарантированное место в нижней палате российского парламента стоило более 2 миллионов долларов. В 1991 году правящая партия Японии имела в своем распоряжении более 900 миллиардов йен, и только 356 миллиардов йен были получены из зарегистрированных источников. Поскольку доля незаконных источников финансирования предвыборных кампаний растет, возможности коррупции тоже расширяются.

Признавая, что коррупция в целом является побочным продуктом политики, позволяющим деньгам вмешиваться в процесс свободного волеизъявления народа, Кокрофт далее пишет, что коррупция присуща как авторитарным, так и популистским режимам. По его оценкам, коррупционная практика в Нигерии и Перу ежегодно обходится этим странам в 5-6% ВВП, а в постсоветских государствах доля «неформального» сектора составляет до 60% объемов производства. Кокрофт подчеркивает, что коррупция берет свое начало в верхних эшелонах власти, а затем просачивается сквозь весь бюрократический аппарат. В процессе она может стать более рассеянной, но при этом приобрести беспрецедентные по своей широте масштабы. Эта просачивающаяся вниз коррупция, как утверждает Кокрофт, в наибольшей степени вредит бедным и слабо защищенным слоям населения. Таким образом, она парализует волю большинства, что позволяет ей выживать. Разорвать этот порочный круг крайне сложно, как изнутри, так и снаружи.

Трудно, но возможно. Согласно докладу Global Corruption, главными антидотами коррупции являются демократия и экономическая жизнеспособность. По мнению Кокрофта, попытки справиться с коррупцией начали набирать обороты в средневековой Европе и продолжали нарастать в США во второй половине 19 века, когда в обществе постепенно начала укореняться представительная демократия вместе с убежденностью в том, что «коррупция является источником неэффективности». Демократия и конкуренция в бизнесе стали важнейшими инструментами, которые помогли одержать победу над коррупцией в западном мире, хотя, как подчеркивает Кокрофт, это достижение не стоит воспринимать как нечто необратимое и возможное в любой стране мира. Мафия в той или иной форме существует везде, пишет он, добавляя однако, что в Милане в середине 1990-х годов мощная антикоррупционная кампания привела к существенному сокращению расходов на строительство железных дорог, метро и аэропорта — на 50%, 57% и 60% соответственно. В целом в западных странах коррупция встречает мощный отпор на всех уровнях со стороны гражданского общества, поэтому там ее больше не стоит считать неослабевающим, системным заболеванием.

Независимо от эффективности предписаний Кокрофта, его диагноз коррупции позволяет нам довольно точно определить, где она существует и процветает в настоящее время: это происходит в тех странах, где государству не нужно повышать общую экономическую эффективность общества ради своего выживания. Таким образом, экономики, живущие за счет какого-то одного ресурса, в гораздо большей степени подвержены коррупции, чем продуктивные экономики, развивающиеся за счет расширения промышленного сектора. Разумеется, коррупция процветает в тех странах, граждане которых плохо знают свои права и готовы подчиняться любой формальной власти независимо от степени ее легальности и прозрачности. Это вовсе не означает, что коррупция существует только в неразвитых странах, потому что подобные практики могут с легкостью преодолевать границы и внедряться в тех государствах, которые в течение многих десятилетий ведут борьбу с коррупцией.

И на это стоит обратить особое внимание. Проведя оценку современной ситуации, Кокрофт делает вывод о том, что такого рода заражение было бы невозможным, если бы «развивающийся» мир не занимался развращением развитого мира: «Вопрос заключается в том, остается ли финансовая прибыль за границами рассматриваемой страны, или она инвестируется — прямо или косвенно — внутри нее». Он приводит шокирующие данные о том, что объемы денежных переводов из банков периферийных стран в западные финансовые институты ежегодно достигают 1 триллиона долларов. Невозможность извлечь деньги, добытые нечестным путем, из банков страны резко уменьшает мотивацию для ведения незаконной деятельности или, по крайней мере, заставляет ее бенефициаров легализовать свои фонды тем или иным образом. Последнее в свою очередь вызывает спрос на современные легальные институты и, таким образом, закладывает основы юридической и политической модернизации. Кокрофт признает, что Запад играет откровенно отрицательную роль в этом отношении. Его институты финансируют самые разные инициативы, направленные на повышение «прозрачности», и из года в год говорят о необходимости борьбы с коррупцией. И в то же самое время они выстраивают ультрасовременную инфраструктуру, поощряющую финансовые злоупотребления и отмывание денег через оффшоры.

Этот процесс начали лондонские финансисты еще в 1960-х годах, и вскоре он распространился по всему миру. Только в одном американском штате, Делавэре, долгое время служившим своего рода внутренней оффшорной юрисдикцией, сегодня зарегистрирована половина акционерных компаний открытого типа. Из них более двух третей входят в рейтинг 500 крупнейших мировых компаний. Как российский обозреватель, я могу добавить, что более 60% официального ВВП Российской Федерации поступают от предприятий, контролируемых различными оффшорными холдинговыми компаниями. Хотя за последние пять лет из России было вывезено 290 миллиардов долларов, ее экономика формально до сих пор контролируется «иностранными» инвесторами.

Поэтому я согласен с высказыванием Кокрофта о том, что «сочетание гигантских двойственных экономик в системно коррумпированных государствах и „секретных юрисдикций“ лежит в основе проблем, мешающих бороться с коррупцией на мировом уровне». Между тем, некоторые его обвинения в адрес западных лидеров звучат немного неубедительно: к примеру, то, что они развращают чиновников в периферийных странах (предлагая им контракты на покупку оружия или помощь в развитии инфраструктуры), что они поддерживают коррупцию в прозападных государствах Азии и Африки и что они беззастенчиво забирают деньги из бюджетов стран, которые они контролируют (как в случае с оккупированным Ираком). На фоне этих отступлений Кокрофт уклоняется от главной темы, касающейся того, как необходимо организовать борьбу с коррупцией и насколько серьезным может оказаться сопротивление этой борьбе внутри Запада.

Сегодня эти внутренние противоречия могут стать серьезнейшим препятствием в борьбе с коррупцией. Как отмечает Кокрофт, большинство деловых ассоциаций в Европе и США, выступало против Закона США о борьбе с коррупцией за рубежом, принятого в 1977 году. Он пишет, что, «хотя апологеты борьбы с коррупцией и инициативные группы достигают успехов на некоторых фронтах, на международном фронте они сталкиваются не только с глубоко укоренившимися сетями, но и с серьезными институциональными и политическими ограничениями». Он хорошо понимает, что отдельные лидеры антикоррупционного движения могут рассчитывать только на ограниченную поддержку, и отчасти это связано с апатичным отношением общества к подобным инициативам. Правительство также нередко выстраивает такую систему, в рамках которой коррупция на среднем и нижнем уровнях является обязательным условием «нормальной» жизни, а коллективные гражданские инициативы становятся неэффективными.

Между тем, Кокрофт не предлагает нам никакой связной стратегии борьбы с коррупцией. Он скорее призывает развитые страны оказать развивающимся странам поддержку в организации антикоррупционных кампаний и указывает на необходимость повышения степени прозрачности в добывающей промышленности. Он также призывает объединить усилия стран Большой Двадцатки в борьбе с коррупцией и даже предлагает преследовать коррумпированных чиновников средствами Международного уголовного суда. Он утверждает, что борьба с коррупцией должна складываться из четырех составляющих: сокращение масштабов теневой экономики, ограничение числа оффшорных юрисдикций, усиление контроля над международной торговлей природными ресурсами и борьба с организованной преступностью. Он также возлагает большие надежды на положительное влияние новейших информационных технологий, что мне представляется довольно сомнительным пунктом.

Главные выводы книги «Глобальная коррупция» (Global Corruption) заключаются в том, что современная коррупция является отличительной чертой экономик, живущих за счет одного ресурса, и недемократических режимов и что это зло не смогло бы охватить столько стран, если бы этому не способствовали те самые западные государства, которые его осуждают. Кокрофт делает довольно убедительный вывод о том, что Запад, который в целом смог победить коррупцию в своем обществе, теперь обязан сделать то же самое во всем мире.

Владислав Иноземцев
inosmi.ru

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.