В память об уроке

Сегодня (18 июня. – Ред.) у нас юбилей, евреи. Как обычно для еврейского народа, это вовсе не годовщина победы или Победы, или даже ПОБЕДЫ. Не то чтобы у нас не было побед, свершений и успехов – конечно, были. Наша история полна выдающимися событиями и именами ученых, мыслителей, царей и государственных деятелей. Их наверняка хватило бы, чтобы заполнить памятниками не одну площадь – плечом к плечу, локоть к локтю. Только вот мы не творим кумиров из земного материала – даже человеческого. И точно так же мы относимся к своим победам, отказываясь писать их с большой буквы П, – не потому что эти победы малы, а потому что главная и окончательная Победа может быть всего одна, и она, конечно, еще впереди. Промежуточные, временные успехи приятны, но не заслуживают пышного празднества.

Наши юбилеи как правило связаны с горем; даже День независимости Государства Израиля навечно прикреплен к израненной спине Дня поминовения павших. Наш путь к вышеупомянутой конечной Победе лежит на узкой тропе между отвесной скалой самоизоляции и пропастью вавилонского столпотворения. Именно поэтому мы отмечаем прежде всего несчастья – ведь они, как удар о стену, как падение в пропасть, служат нам постоянным напоминанием о необходимости придерживаться единственного верного, правильного пути.

Сегодня мы отмечаем 250-летие Уманской резни – типичного несчастья, превратившегося в символ нашего долгого проживания на «гостеприимных» славянских просторах. Ровно четверть тысячелетия назад, 5 Таммуза 5528 года (20.06.1768) войска украинских гайдамаков под водительством атамана Железняка и перешедшего на их сторону сотника Гонты (да сотрутся имена душегубов) учинили в городе Умань кровавую бойню, беспрецедентную по жестокости даже для тех людоедских мест и времен.

К тому моменту уже было известно, что гайдамаки не только грабят и насилуют, но еще и вырезают всех евреев, которые попадаются им под руку. Поэтому под защиту стен Умани собрались со своими семьями тысячи людей из окрестных местечек. Полные решимости защищаться, они настояли, чтобы польский комендант крепости Младанович раздал им оружие и включил в состав обороны. Город был хорошо укреплен и мог отразить нападение, но поляки не собирались проливать кровь за «иудино семя». Два дня спустя после начала осады Младанович открыл украинцам городские ворота в обмен на обещание Гонты не трогать шляхтичей.

Вот как описывает то, что последовало потом, известный историк Шимон Дубнов:
«Когда гайдамаки ворвались в город, они прежде всего бросились на евреев, метавшихся в ужасе по улицам: их зверски убивали, топтали копытами лошадей, сбрасывали с крыш высоких зданий; детей поднимали на концы пик, женщин мучили. Масса евреев, числом до трех тысяч человек, заперлась в большой синагоге. Гайдамаки приставили к дверям синагоги пушку, двери были взорваны, разбойники проникли в синагогу и превратили ее в бойню. Покончив с евреями, гайдамаки принялись за поляков; многих они перерезали в костеле; губернатор и все прочие паны были убиты. Улицы города были усеяны трупами или изувеченными, недобитыми людьми. Около двадцати тысяч поляков и евреев погибло во время этой “уманской резни”. В то же время мелкие гайдамацкие дружины и взбунтовавшиеся крестьяне истребляли шляхту и евреев в других местах Киевщины и Подолии, как, например, в Фастове, Животове, Тульчине. Там, где некогда свирепствовала рать Хмельницкого, снова лилась еврейская кровь и слышались вопли мучеников…»

Бойня продолжалась несколько дней – убивали всех, кого только могли отыскать. Гонта объявил, что казнит любого, кто осмелится укрывать евреев. Сегодня существуют разные оценки количества убитых и замученных в одной только Умани – от тысяч до десятков тысяч. Никем не оспаривается лишь одно: изощренно садистский характер украинских злодеяний. Еврейских детей, женщин, мужчин, стариков не просто умерщвляли; перед смертью их подвергали ужасающим пыткам и развлекались, наблюдая за муками.

Уроки Умани не были новыми. Мы и до того прекрасно знали, что в местных конфликтах евреи ВСЕГДА оказываются первыми, кто попадает под нож. Знали, что НИКОГДА нельзя полагаться на союз с гоями, на то, что они станут сражаться за нас или плечом к плечу с нами: при первой же возможности нас предадут, пошлют на смерть, без колебаний заплатят нашими жизнями за свое спокойствие. Знали, что безмятежная тишь и гладь благодатной украинской земли – как до того земли пиренейской, франкской, английской, рейнской – тишина кладбища, из чьих недр рано или поздно восстанут вурдалаки. Знали, что наши христианские соседи – не более чем оборотни, что за их сегодняшней дружелюбной улыбкой прячется завтрашний оскал убийцы и садиста.

Знали – и оставались там – просто потому, что было некуда уйти. Знали – и оставались, даже когда открылся путь к спасению – просто потому, что такой уж мы упрямый жестоковыйный народ, не полагающийся на уроки. Родная тетя моего отца Дора, дочь Рувима и Шендел Лев, была убита вместе со своими четырьмя детьми в той же Умани в сентябре 1941 года. Говорят, что их закопали в эту проклятую землю живыми. Старшему ребенку было двенадцать лет, младшему – четыре года.

За несколько месяцев до смерти в 1810 году в Умань переехал выдающийся духовный мыслитель и наставник ребе Нахман из Бреслава. Переехал, чтобы быть похороненным именно там, рядом с многими поколениями замученных соплеменников. Теперь туда ежегодно съезжаются на Рош-hа-Шана десятки тысяч евреев. По сути, это всего лишь второй полюс еврейского паломничества вне пределов Страны Израиля; первый – Аушвиц.

Возможно, это и имел в виду ребе Нахман, определяя место своего последнего пристанища. У евреев нет культа могил; мы не молимся теням предков, не хороним своих мертвецов под плитами храмов, а напротив, выносим их за городскую черту. Память о них остается в Учении, в знании, в уроках. Вот и паломничество в Умань представляет собой ни что иное, как память об уроке, даже если люди приезжают туда из совершенно иных соображений: испытать мистическое откровение, вымолить удачный брак, благословить бизнес, а то и просто купить услуги местных проституток. Точно так же, как памятью об уроке является и паломничество в Аушвиц, даже если паломники думают при этом преимущественно о дешевых ресторанах или о визите в дьюти-фри. Люди в народе разные; зато память у народа – одна.

Пятого Таммуза в уманских синагогах обычно читали особую скорбную молитву, а в городе объявлялся пост. Сегодня исполняется 250 лет со дня Уманской резни. Сегодня у нас юбилей, евреи. Зажжем же и мы поминальную свечу в память о наших мучениках всех поколений, оставшихся лежать в чужой земле. Зажжем свечу в память об уроке.

Алекс Тарн
FB