Поэт и собака

18 февраля 1831 г. Пушкин венчался с Натальей Гончаровой в московской церкви Вознесения на Никитской. После нескольких попыток сватовства, томительного ожидания согласия, подвешенного состояния в роли жениха, многочисленных откладываний свадьбы и бесконечных скандалов с будущей тёщей – период, который сам Пушкин назвал “смутой”. Даже за два дня до венчания вопрос о браке в очередной раз висел на волоске. “Я женат – и счастлив”,– писал поэт другу П.А.Плетнёву 24 февраля. Но из переписки с доверенными друзьями видно: “новоиспеченный муж” смутно ощущал себя подобно тому дурню, что долго искал лопату, покуда, наконец, не наступил на грабли. Впрочем, речь тут не совсем об этом.

Молодожёны прожили зиму в Москве и в мае прибыли в северную столицу. В Санкт-Петербурге чета Пушкиных не задержалась и почти сразу же перебралась в Царское Село.

С лета 1817-го Пушки не был в Царском Селе. И вот в 1831-м сюда вернулся. Между лицеистом Сашей Пушкиным и Александром Сергеевичем – “не юнцом, а мужем” – прошла, казалось, целая жизнь. Ему оставалось 6 лет. Разумеется, сего поэт не ведал, но испытывал сложные чувства. Что и отразилось позже в его новом посвящении Дню Лицея.

Они обустроились на даче, в так называемом “доме Китаевой”, которую любезно и заранее снял для них Плетнёв. Супруги зажили спокойной, размеренной и весьма скромной (из-за многочисленных долгов) жизнью. Без столичного блеска и светской суеты, что вполне устраивало поэта. Ещё много замыслов, неоконченных вещей, и он рьяно взялся за перо. Сразу после завтрака Пушкин уединялся в светёлку наверху и строчил, строчил… десятками ломая гусиные перья. Отшлифовал и закончил “Повести Белкина”, последние главы “Евгения Онегина”, написал “Сказку о царе Салтане”, множество стихотворений, статей, памфлетов…

Молодая жена меж тем откровенно скучала, пока муж творил шедевры в верхних покоях. На ее лице, по словам одной из княжон Вяземских, – привычная маска меланхолии и холодного равнодушия. Избалованную девицу нимало не заботили дела мужа. Это для нас и тогдашних ценителей он – гений земли русской. А для недалёкой Натали и всего семейства Гончаровых Пушкин оставался, хотя и аристократом-денди, но весьма посредственным кавалером и отнюдь “не лучшей партией” для брака, без приличного статуса и материального состояния… да к тому же ростом ниже супруги на целый вершок.

Но он любил. И “меж писаний” выгуливал Натали вокруг озера и по тенистым аллеям Царскосельского парка. Она наряжалась в белое кисейное платье с кружевной вишнёвой шалью на плечах и изящной шляпкой на прелестной головке, он в модном фраке и любимом “боливаре”, распушив свои шикарные бакенбарды. Местная публика обыкновенно сбегалась смотреть на знаменитого тогда уже поэта и его красавицу Натали. Сей променад был чуть ли не единственным развлечением, поскольку светский круг Царского Села оставался весьма ограничен. Пока не грянула беда.

Настало лето. Жаркое лето 1831-го. В Петербурге разразилась холера, завезенная торговыми судами с земных югов. Мор косил до 600 человек в день. Правительство делало всё возможное, но медицина не справлялась. По-чёрному взбунтовалась чернь. Петербуржцы-простолюдины, хотя и столичные обитатели, но пещерно дики, как и во времена оны. Ксенофобы валили всё на “немцев”, с подачи которых их намерено, травят врачи – предатели народа русского. (Ничего не напоминает?). Разъяренные толпы громили, поджигали больницы, рубили топорами медиков, ловили на улицах и смертным боем избивали чужеземцев. Перед лицом таких бесчинств царская полиция “умыла руки”. Северная Пальмира провалилась во мрак средневековья до самой осени.

Из Петербурга в Царское хлынула спасаться знать и богема. Под сенью липовых аллей сошлись царский двор, воспитатель наследника Жуковский, блистательная фрейлина Александра Россет, Е.Карамзина, Гоголь, Вяземские и прочие. Светская жизнь забила ключом. Натали наслаждалась. На променаде в парке Пушкины часто встречались с царской четой. Было выражено монаршее восхищение красавицей Натали. Пушкины приглашены ко двору. Натали блистала в чертогах и торжествовала. Александр Сергеевич внутренне сжался. Это было началом конца. Царь повелел принять его на службу и допустить к госархивам. Впоследствии поэт о “высочайшей милости” сильно пожалел.

У серьёзных пушкинистов есть более чем резонная версия о том, что Дантес и вся дуэльная история со смертельным исходом – лишь подставной проект царя, воспылавшего страстью к очаровательной жене поэта…

Однако, дошёл, наконец, черед и до заявленного в заголовке казуса.

В один из знойных дней того царскосельского лета 1831-го у Натали вдруг пропала ее любимая собачка. Стенания и слёзы. Пушкин тоже раздражен – отвлекли от работы. Он посылает слугу к чиновнику местной управы – своему приятелю, с просьбой помочь в розыске. Беглянку-левретку скоро поймали в парке, вернули хозяйке…

И мы никогда не узнали бы об этом, казалось бы незначительном эпизоде, кабы не записка самого Пушкина. “… супруга теперь довольна. Я дал собачнику 10 рублей, а он сказал: мало, барин… Чёрт! Да ни собака, ни он сам, говорю, не стоят этих денег. Жена рассердилась…”

Harrison Sergeant Lee