Первая «Железная маска» ГПУ: Сидней Рейли, ЗК №73

В самом начале ХХI века в России был опубликован перевод книги сына английского шпиона Роберта Брюса Локкарта [1]. Немалое число бывших советских граждан, которым сейчас за 60, помнят это имя по давнишнему фильму “Заговор послов”. Сын того Локкарта, Робин Брюс Локкарт, рассказал о Сиднее Рейли, известном в далеком прошлом английском “супершпионе”, образ которого вышеупомянутые бывшие советские граждане помнят по сериалам “Операция “Трест””, “Крах” и “Синдикат-2”. Жизнь Рейли покрыта до сих пор завесой таинственности: год и место рождения, национальность, происхождение, образование, многие другие факты его жизни доподлинно неизвестны. Однако достоверно, с точностью до года, месяца, а то и дня, установлена разведывательная и подрывная деятельность Рейли против Советской России на ее территории в период с 1918-го по 1925 год.

Автору Сидней Рейли интересен лишь в одном качестве: он был первой “железной маской” ГПУ. В прошлых своих статьях автор писал о некотором числе других “железных масок” ГПУ/НКВД/НКГБ/СМЕРШ/МГБ/КГБ СССР: Исайи Оггинсе, Константине Пятсе, Иштване Бетлене… Цель всегда была (и остается) одна: понять на основании анализируемого материала хоть что-то ценное о судьбе Рауля Валленберга, самой таинственной “железной маске” советских “органов” и их вождя и учителя – Сталина. “Железные маски” советских “органов” масок не носили (в отличие от того таинственно-го заключенного под номером 64489001 в царствование Людовика XIV, содержавшегося в различных тюрьмах и носившего бархатную маску (которую позднейшие легенды превратили в железную). Они получали номера, лишаясь своих имен, все они были иностранцами, советское правительство или игнорировало запросы об их судьбе из-за рубежа или сообщало ложную информацию. На свободу “железные маски” не выходили, заканчивая свои жизни в тюрьме или тюремных психбольницах. Прах некоторых из них был возвращен спустя 40-50 лет на их родину.

Книга Робина Брюса Локкарта в российском издании была дополнена впервые опубликованными материалами архивов ФСБ России в повествовании Т. Гладкова «Заключенный №73». Этот текст и будет интересовать нас. Украшает текст протокол допроса, сделанного в ОГПУ 7 октября 1925 года помощником начальника КРО (Контрразведывательного отдела) ОГПУ Владимиром Андреевичем Стырне. Арестованный дал следующие ответы на поставленные ему следователем вопросы. Фамилия, имя, отчество: Рейли Сидней Георгиевич. Год рождения – 1874-й. Британский подданный. Происхождение (откуда родом, кто родители, национальность): Клонмэл, Ирландия. Отец капитан морской службы. Местожительство (постоянное и последнее): постоянное – Лондон, последнее время – Нью-Йорк. Род занятий: капитан британской армии. Семейное положение: жена за границей. Образование: университетское. Окончил философский факультет в Гейдельберге и Королевский горный институт в Лондоне, по специальности – химик. Партийность: активный консерватор.

Стырне получил возможность допросить заключенного Рейли во внутренней

Лубянской тюрьме ГПУ в результате операции, задуманной Артуром Христи-ановичем Артузовым (начальник КРО, заместитель начальника Секретно-оперативного управления ОГПУ), и осуществленной его сотрудниками.

С помощью своего детища, фиктивной организации “Трест”, Артузов побудил Сиднея Рейли решиться на поездку в Советский Союз уже после суда над захваченным в СССР Савинковым и его гибели (то ли самоубийства, то ли инсценировки самоубийства – убийства).

Финская разведка обеспечила Рейли переход границы со своей стороны. Ее представители 25 сентября 1925 года встретили его на станции Куоккала. На советской стороне Рейли встретил начальник погранзаставы Тойво Вяха. В тамбуре четвертого вагона первого утреннего поезда Тойво Вяха передал «гостя» двум чекистам, с которым его познакомили в кабинете Мессинга (заместителя председателя ОГПУ). Дело было сделано. Одним из этих двух чекистов был Григорий Сыроежкин, в образе рядового члена монархической организации МОЦР Щукина. В купе, где Рейли уже ждал Якушев (глава политсовета «Треста», сотрудник ГПУ), Рейли вручили паспорт на имя гражданина Николая Николаевича Штейнберга. В Петрограде Рейли провел целый день на квартире, которую Щукин называл своей. В город не выходили. Здесь Рейли познакомился с «оппозиционно настроенным рабочим, депутатом Моссовета», роль которого играл Владимир Стырне, и настоящим монархистом, эмиссаром Врангеля Мукаловым.

Вечером 26 сентября Рейли, Якушев и Мукалов в международном вагоне, в отдельном купе выехали в Москву. Несколько раньше отбыл в столицу и Стырне. В Москве он на основании рассказа Якушева и собственных разговоров с Рейли написал подробный отчет на имя заместителя Артузова, который непосредственно курировал данную операцию. О дальнейшем поведал Артузов в своей лекции сотрудникам ОГПУ: ” «Перед нами стояла дилемма: задержать Рейли или выпустить его в интересах дальнейшей игры? Самые веские доводы говорили за то, чтобы отдать Рейли в руки советского правосудия. Один из таких доводов – активно опасная тактика, избранная Рейли. Им была написана программа о революционной тактике, в основу которой положен террор народовольцев. Эту тактику мы считали опасной. Решили Рейли не выпускать за границу. Рейли привезли в Москву. Встреча была инсценирована на подмосковной даче, которая охранялась не только «часовыми», но и собаками. Это Рейли подметил и еще раз убедился в том, что «Трест» процветает, а процветает потому, что наладил хорошую конспирацию и охрану руководства.

На состоявшемся совещании Рейли рассказал не только о своих планах, но и о позиции англичан, заверяя, что, по его убеждению, в ближайшие два года не предвидится интервенции со стороны западных держав. После того как Рейли выговорился, мы повезли его в Москву, и по «ошибке» автомобиль въехал во двор ОГПУ.

Рейли уже не опасен. Как вести дело дальше? Может, на этом и поставить победную точку? Сказать миру, что Рейли за решеткой? За границей тут же начнется вой и визг о «зверствах» ЧК. Признание, что Рейли арестован, еще больше насторожит противника, заставит его еще глубже законспирироваться, обострит его контрразведку.

Где же новая счастливая мысль? И она пришла. А что, если Рейли «убить» в перестрелке во время очередного перехода границы? Роковой случай. Понадобится двойник Рейли, человек в одежде Рейли. Такого подобрать нетрудно. Разыграть «бой» на самой границе, всполошить финских пограничников: пусть смотрят на «мертвого Рейли». А что делать с Вяха? Он отменно сыграл свою роль. Что же дальше? Оставить на заставе? Это слишком. Его могут убить с той стороны. Перевести в другое место? Но это же только полумера. Противник сразу поймет, какую роль играл Вяха. «Убийство» Рейли требовало осуществить и другой шаг – тонко вывести из игры и Вяха. Логика действия и конспирация диктовала нам поступить именно так, иначе противник будет с подозрением относиться к каждому «окну». Вяха должен быть арестован не путем инспирации, обозначения, а так, как арестовывают заклятого врага. Это, конечно же, жестоко по отношению к честному и преданному командиру, но другого выхода нет…

…Английской разведке и Бунакову пришел достоверный ответ на вопрос: что с Рейли? Для них предельно ясно – Рейли был в Москве. Свидетельство тому – его открытки, отправленные из СССР. Эксперты тщательно исследовали их и убедились: да, открытки написаны рукой Рейли. Стиль письма его. Почтовые штампы в порядке. Нет ни малейшего подозрения, что открытки написаны под диктовку ЧК.

Нам надо было создать видимость, что Рейли благополучно прибыл в Москву, ознакомился с «Трестом» и возвращался в Финляндию. И только чистая случайность – встреча с советскими пограничниками – помешала ему прорваться в Финляндию. Рейли убит, а «Трест» продолжает здравствовать. Придерживаясь этой версии, мы организовали с помощью начальника заставы Вяха-Петрова перестрелку на границе, которая всполошила финских пограничников, и они могли в отдалении наблюдать “бой”… Факт гибели Рейли расследовали Захарченко-Шульц и Григорий Радкевич. Они опросили финских пограничников, местных жителей, которые подтвердили, что слышали перестрелку на русской стороне и видели, как трупы погрузили на подводу. Захарченко-Шульц ничего другого не оставалось, как зафиксировать случайную смерть Рейли. “Трест” направил Бунакову и Захарченко-Шульц извещение о гибели Рейли, сделав важную ссылку, что провал перехода границы – некая фатальность и в этом «Трест» не виноват. С достоверностью узнали те, кому следовало, о расстреле за измену двадцатичетырехлетнего командира-пограничника Тойво Вяха. Он перестал существовать. Но через некоторое время на одной из южных застав появился молодой командир с орденом Красного Знамени на гимнастерке. Звали его Иван Михайлович Петров…” [1].

Первые дни на Лубянке Рейли держался твердо, хотя сразу понял, что «Трест» – мистификация ОГПУ. Надежда была на вмешательство английской разведки, английского правительства. Для того чтобы лишить его этой надежды, ему показали подлинные газеты, не только советские, но и лондонские. И Рейли прочел сообщение о собственной гибели. Ему стало ясно, почему его содержат в одиночной камере Внутренней тюрьмы (в которой сидел и Савинков), почему конвоиры обращаются к нему не по имени, а по номеру – 73, почему переодели в форму сотрудника ОГПУ. Конвоиры понятия не имели, кто он такой, полагали, что это какой-то ответственный работник ОГПУ с периферии, серьезно проштрафившийся. Так Рейли стал «железной маской».

Борясь за свою жизнь, он написал письмо (последнее свое письмо):

«Председателю ОГПУ Ф.Э. Дзержинскому.
После происшедших с В.А. Стырне разговоров я выражаю свое согласие дать Вам вполне откровенные показания и сведения по вопросам, интересующим ОГПУ, относительно организации и состава великобританской разведки и, насколько мне известно, также сведения относительно американской разведки, а также тех лиц в русской эмиграции, с которыми мне пришлось иметь дело.
Москва. Внутренняя тюрьма 30 октября 1925 г.
Сидней Рейли»

Несмотря на это, из высших инстанций пришло уведомление, что приговор Верховного революционного трибунала РСФСР от 3 декабря 1918 года по отношению к Сиднею Джорджу Рейли отмене не подлежит…

Только более чем через семьдесят лет были рассекречены два рапорта уполномоченного 4-го отдела КРО ОГПУ Григория Федулова на имя помощника начальника КРО Владимира Стырне. Эти рапорты рассказали, как окончился земной путь ЗК №73.

«Довожу до Вашего сведения, что согласно полученного от Вас распоряжения со двора ОГПУ выехали совместно с № 73 т. Дукис, Сыроежкин, я и Ибрагим ровно в 8 часов вечера 5/XI-25 г., направились в Богородск (что находится за Сокольниками). Дорогой с № 73 очень оживленно разговаривали… На место приехали в 8½ –8¾ ч. Как было условлено, чтобы шофер, когда подъехали к месту, продемонстрировал поломку машины, что им и было сделано. Когда машина остановилась, я спросил шофера – что случилось. Он ответил, что-то засорилось и простоим минут 5-10. Тогда я № 73 предложил прогуляться. Вышедши из машины, я шел по правую, а Ибрагим по левую сторону № 73, а т. Сыроежкин шел с правой стороны, шагах в 10 от нас. Отойдя шагов 30–40 от машины, Ибрагим, отстав немного от нас, произвел выстрел в № 73, каковой, глубоко вздохнув, повалился, не издав крика; ввиду того, что пульс еще бился, т. Сыроежкин произвел еще выстрел в грудь. Подождав немного, минут 10–15, когда окончательно перестал биться пульс, внесли его в машину и поехали прямо в санчасть, где уже ждали т. Кушнер и фотограф. Подъехав к санчасти, мы вчетвером – я, Дукис, Ибрагим (Ибрагим Абисалов – палач, исполнитель приговоров. – прим. авт. [1]) и санитар – внесли №73 в указанное т. Кушнером помещение (санитару сказали, что этого человека задавило трамваем, да и лица не было видно, т. к. голова была в мешке) и положили на прозекторский стол, затем приступили к съемке. Сняли – в шинели по пояс, затем голого по пояс так, чтобы были видны раны, и голого во весь рост. После чего положили его в мешок и снесли в морг при санчасти, где положили в гроб и разошлись по домам. Всю операцию кончили в 11 час. вечера 5/XI-25 г.»

«Довожу до Вашего сведения, что согласно полученному от Вас распоряжения № 73 был взят из морга санчасти ОГПУ тов. Дукисом в 8½ вечера 9/XI-25 г. и перевезен в приготовленную яму-могилу во дворе прогулок внутр. тюрьмы ОГПУ, положен был так, как он был в мешке, так что закапывавшие его 3 красноармейца лица не видели, вся эта операция кончилась в 10–10½ вечера 9/XI-25 г.» [1].

Романтик своего дела Артузов смаковал изящно сконструированное окончание той самой своей лекции сотрудникам ОГПУ:

«Завершена операция. Кажется – все. Но это лишь кажется. А по сути, операция – только этап. От нее остаются нити, которые следует тянуть дальше, вить новые хитроумные оболочки, раскручивать самые тонкие спирали, таким образом добираться до глубин… Боюсь одного: выдержит ли моя психика ту огромную нагрузку, которая пала на мои плечи… Должен же быть какой-то защитный панцирь в той изнурительной борьбе, которую приходится вести ежедневно? Впрочем, это некое созерцание. Нет, я не живу своей заботой, заботой о себе. По-прежнему меня одолевают беспокойная порывистость и вместе с тем отчетливость и определенность в линии жизни. По-прежнему чувствую себя громоотводом, притягивающим молнии беспокойного мира. В нашем деле нельзя и бесполезно идти напролом. Вот и приходится неотступно думать (тут я ловлю себя на мысли: не есть ли неотступное думание то, что мы называем творчеством?), чтобы предпринять какой-то отвлекающий маневр, осуществить тонко рассчитанную комбинацию, порой длящуюся многие годы, как сберечь от провала того, кого посылаю “туда” на беспощадное и безоговорочное одиночество…» [1].

Артузов не сумел предвидеть, что вождю и учителю Сталину лет через 12 больше не понадобятся романтики типа Артузова, желающие “вить новые хитроумные оболочки, раскручивать самые тонкие спирали, таким образом добираться до глубин…”, воображающих свое “думание” творчеством, кокетливо рассказывающие об огромной нагрузке, павшей на их плечи…

Сталин выстроил машину массового террора по своему собственному разумению, а на смену артузовым пришли хваткины. Павел Егорович Хваткин

– главный (и очень отрицательный) герой романа “Евангелие от палача” братьев Вайнер – удивительно образно и точно, гениальными словами, вложенными в его уста авторами романа, рассказал о сталинской машине террора конца 30-х – начала 50-х годов ХХ века:

«Я знал точно, что цель похода нашего сумрачного корабля в Благословенное Завтра — само путешествие… Судьба его определена. А наш-то брат, кочегар? Он-то о чем думал? Ведь ни один кочегар не хотел быть топливом. А становились почти все. Так почему?! Почему — раз за разом, год за годом — спускалась в преисподнюю новая вахта, сверкая золотом погонов, скрипя хромом новеньких сапог? Сапог хотелось среди босой команды? Мяса вдоволь при голодном экипаже? Власти и силы над совсем бесправными, задураченными людьми? Наверное. А главное — все верили, надеялись, знали почти наверняка: предыдущая вахта была последней, которую использовали на топливо вместе с основным горючим. Начиная с них, вот с сегодняшней вахты, отработавшие кочегары, хорошо напитавшие топливом котлы, будут теперь подниматься наверх, чинно и заслуженно руководить, учить и отдыхать. Но никто не поднимался, никто не выходил из кочегарки. Так уж, наверное, она была задумана. А я, лежа в сапогах на кровати, в детской старого сокольнического особнячка, прикидывал размеры и направление вздымающегося над державой очередного вала ненависти и убийства. И я придумал, как оседлать эту волну, как взмыть на ее пенящемся кровью гребне на самый верх, как погнать ее по намеченному мною руслу, заставить ее слушаться, кормить меня, поить, веселить и ублажать, наливать меня через край силой и утешать самой большой властью, какая может быть у людей: дать равному себе доживать – или убить его. И самое главное – я озаботился выходом из игры. Я не хотел быть беспечным кочегаром, которого новая вахта вместе с остальным топливом забросит в печь. Я и тогда знал наверняка, что бессменных вахт, последних, окончательных не бывает. Всегда приходит смена, и прошлую вахту надо уничтожить. Потому я должен был подумать, как исхитриться перед самым концом волны, перед началом отлива, перескочить в новую вахту. Я знал точно, что цель похода нашего сумрачного корабля в Благословенное Завтра – само путешествие, Счастливые Острова, которые пообещали команде наши штурманы, может быть, и существуют за туманным небосклоном, но расположены они на другом глобусе. Так что задача проста, хотя и трудновыполнима: сделать собственное плавание на корабле постоянным и более или менее сносным. Он никогда и никуда не придет. Все родившиеся на нем умрут по дороге…» [2].

11 января 1937 года Артузов был освобождён от работы в Разведупре и направлен на работу в НКВД в должности научного сотрудника архивного отдела. Арестован 13 мая 1937 и обвинён в участии в контрреволюционной организации внутри НКВД. Приказом наркома Ежова 8 июля 1937 года уволен со службы вообще. 21 августа 1937 года приговорён к ликвидации «в особом порядке» и казнён в тот же день.

Григорий Сыроежкин был арестован 2 ноября 1938 года, после возвращения из Испании. Обвинён в шпионаже и участии в антисоветском заговоре в НКВД. 29 января 1940 года приговорён к расстрелу и казнён в тот же день.

Стырне дослужился до звания комиссара ГБ III-го ранга. Активно участвовал в сталинских репрессиях, входя в состав особой тройки. В день ареста, 22 октября 1937 года, был начальником III-го отдела УГБ НКВД Украинской ССР.

Приговорён 15 ноября 1937 года к расстрелу и расстрелян в тот же день.

Кушнер возглавлял санитарную часть Административно-организационного управления ГПУ в Варсонофьевском переулке (лекпомом у него был А.Л. Смольцов, посмертно обретший мировую известность в качестве автора, видимо, сфабрикованного «рапорта Смольцова» по делу Рауля Валленберга). На момент ареста – начальник санитарного отдела административно-хозяйственного управления НКВД СССР. Арестован 8 марта 1938 года по обвинению в участии в террористическом акте. Приговорён 7 сентября 1938 года к расстрелу и расстрелян в тот же день.

Из общей картины выделяется судьба Дукиса Карла Яновича. С 1921 года он начальник Внутренней тюрьмы ВЧК–ГПУ–ОГПУ и тюремного отдела Административно-организационного управления ОГПУ. Позднее одновременно комендант Бутырской тюрьмы и Суздальского политического изолятора. Среди чекистов был известен особой жестокостью: мог расстрелять заключённого прямо в тюремной камере, мотивируя намеренное убийство «состоянием самообороны». Подполковник ГБ. Персональный пенсионер союзного значения. Умер в 1966 году, похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве (3-й участок). Нужный был человек…

Евгений Перельройзен

ЛИТЕРАТУРА

• Локкарт Робин Брюс. Сидней Рейли: шпион-легенда XX века. – М.: Центрполиграф, 2001. – 396 с.
• Вайнер А., Вайнер Г. Евангелие от палача. – М.: СП «ИКПА», СП «КВАДРАТ», 1991. – 509 с.