Максимы и тезисы правды и свободы

Если выбор стоит между нацией
и правдой, нацией и свободой,
я выбираю правду и свободу.
Томас Венцлова

Когда говоришь о публицистике Томаса Венцловы, литовского поэта, живущего в США, то панегирика не получается. Его позиция, четко выраженная в его статьях на протяжении не одного десятилетия и теперь изданная в сборнике «Пограничье» (СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2015) на русском языке, вызывает уважение у одних и неприятие у других.

Вот простой пример. Послал своей знакомой на фэйсбуке заметку о поэзии Томаса Венцловы. Дама с университетским образованием, присылавшая обычно фото собачек и цветов, разразилась чуть ли ни бранью в адрес соотечественника. Не стоит повторять упреки — они известны. И связаны с тем, что Томас Венцлова, будучи теперь достаточно известным в мире интеллектуалом, говорит то, что считает нужным сказать, поскольку в этом проявляется его кредо, его слово как поступок.

И этой честностью они близок другой категории читателей, той, которая не замыкается в узконациональных рамках, не думает о том, что надо ради имиджа собственного народа что-то сгладить, о чем-то умолчать.

Важно назвать вещи своими именами потому, что только осознание не только достижений, а и ошибок, как и разочарований на пути к независимости территориальной и свободе духовной, культурной и иной другой, поможет преодолеть старые обиды, то, что встает препятствием во взаимоотношениях не столько политических, сколько человеческих.

О себе Томас Венцлова говорит как о скептике, оптимисте, либерале и коспомолите. К тому же, в шутку называет сам себя единственным обрусевшим литовцем, постоянно рассуждает о патриотизме, имея в виду его положительные моменты, выступает против изоляционизма и национального мифотворчества.

Вероятно, дело в недостатке информированности, но мне, например, трудно назвать представителя других прибалтийских республик нынешнего времени, чье слово было бы так последовательно, самодостаточно и весомо, как у Томаса Венцловы. Говоря о Польше, может быть, стоило бы назвать его друга, человека с той же эмигрантской судьбой, тоже друга Бродского — Чеслова Милоша.

Важно подчеркнуть, что, говоря о Литве, порой жестко и нелицеприятно (когда речь идет о сомнительный моментах истории страны, вроде еврейский погромов в сороковых годах прошлого века или сложных взаимоотношениях с поляками, проживающими в Вильнюсе и не только), он на местном практически материале затрагивает такой свод тем, который касается каждой из республик Прибалтики, Польши, шире — всей Европы, как минимум.

Поскольку вопрос о национальной идентификации, об отношении к прошлому, к историческим событиям страны, к тому, что есть культура национальная и насколько она вписывается в интеграционные процессы — все это по отдельности и вместе взятое касается как Литвы, так и Эстонии, Латвии, постсоветских государств, а также и других стран.

Именно потому, что по существу конфликты везде случаются одни и те же. И вопрос состоит в том, как разрешать их цивилизованно, не впадая в крайности национализма или интернализма.

Таким образом, взгляд на настоящее и прошлое Литвы, те способы решения назревших и болезненных вопросов, которые предлагаются в статьях Томаса Венцловы, имеют по сути своей общечеловеческое значения, вписываясь в контекст как европейских, так и мировых гуманистических ценностей.

Несомненно, перед нами рассуждения поэта и ученого, филолога по призванию, поэтому в них есть и тезисность, и некоторая прямолинейность, и лозунговость, как и взгляд на Родину из заокеанского далека. Но есть и искренность, есть ощущение связи с тем, что дорого с детства, что ни эмиграция, ни гонения в советское время не смогли вычеркнуть из сознания автора сборника.

И потому, наверное, главное, что есть лейтмотив книги — представление о том, что есть патриотизм. Не раз Томас Венцлова здесь говорит о том, что, если что-то недостойное случилось с его народом в прошлом и позапрошлом веке — то он тоже ощущает за происшедшее чувство вины. При том, что считает естественным и закономерным, полностью исходящим из его понимания патриотизма критику того, что в прошлой и нынешней истории Литвы есть неверного и тупикового.

Кульминацией второй, возможно, базовой части книги «Пограничье» являются статьи «Евреи и литовцы», «Поляки и литовцы», «Русские и литовцы». В них обозначены довольно очевидные вещи: вина отдельных представителей того или иного народа не должна распространяться на все народы. А также то, пожалуй, самое трудное в реализации, что, когда речь идет о конфликтах между народами, то надо анализировать ошибки того народа, к которому принадлежишь, не перенося ее на других.

Собственно говоря, в такой позиции очевиден религиозный аспект, хотя сам себя Томас Венцлова характеризует как агностика с потенциалом веры.

Как бы там ни было — религиозные догматы, личный опыт противостояния советской системе и жизни в эмиграции, преданность языку и культуре Литвы, желание, чтобы слово стало делом — вот основной посыл публицистики Томаса Венцловы, изданный в солидном томе.

В авторской сноске к статье «В тени Берлинской стены» Томас Венцлова указывает на то, что за то время, что разделяет написание статьи и сегодняшний день, сказанное в ней получило развитие и продолжение. Но ему важно было оставить ее при теперешней публикации в первоначальной редакции, чтобы передать дух эпохи, те надежды, те прогнозы и те выводы, которые казались актуальными тогда, когда возник названный текст.

Перед нами размышления состоявшегося человека о мире и о жизни в нем, о том, что мешает преодолению застарелой неприязни и приводит к пестованию националистических перекосов в сознании.

Несомненно, что мышление известного поэта утопично по природе своей.

Но попытка доказать, как должно быть по законам справедливости не частной, а подлинной — достойна приятия и уважения.

Надо заметить, что книга «Пограничье», отлично выстроенная и хорошо переведенная на русской язык совместными усилиями нескольких людей, вне зависимости от их национальности и гражданства, самим фактом появления показывает, что гармония взаимоотношений пусть на частном уровне пока — вероятна и перспективна.

Сборник состоит из трех частей: в первой напечатаны статьи о том, что было до эмиграции автора, в третьей — его рассказы о встречах с удивительными людьми — профессором Лотманом, литературоведом Эткиндом, поэтами Чеславом Милошем и Иосифом Бродским.

Основная, большая часть книги есть как раз сугубо публицистические статьи — версии идущих и будущих событий, предупреждения, призывы, увещевания и мысли о насущном.

Можно было бы сказать, что именно вторая часть «Пограничья» и есть главное в названном издании. Но это не так. Книга, избегая академичной хронологии, собрана так, что одни и те же темы, как в музыкальном произведении — например, в «Болеро» Равеля, повторяются, прорастают в более мощном звучании, перекликаются друг с другом.

Продолжая очевидную аналогию с музыкальным произведением, можно сказать, что «Пограничье» есть литературный образец сонатной формы: здесь также три части, две основные темы — поэзия и политики, которые преломляются в разных вариациях, чтобы в конце концов слиться, соединиться в одно целое — высказывание поэта и гражданина о том, что беспокоит его, не позволяет быть умиротворенным и равнодушным в рамках того, что им достигнуто в личной карьере и с его положением и статусом в США и вне страны теперешнего проживания.

Сами судьбы не только Томаса Венцловы, а Чеслава Милоша, Юрия Лотмана, Ефима Эткинда говорят о разных вариантах сохранения душевной гармонии.

В этой связи стоит вспомнить позицию известного питерского литературоведа: заниматься своим делом в меру возможного и исполнять его с предельной самоотдачей настолько, насколько позволяют внешние обстоятельства. Для него, как и Милоша, Бродского, Венцловы, они, эти обстоятельства изменились, но категорический императив их отношения к профессии, к творчеству не претерпел перемен, что позволило им, несмотря ни на что, и в других условиях, вне бытования родного для них языка оставаться самими собой.

Из того не следует, что речь в «Пограничье» идет исключительно о славословиях, о том, что между творческими людьми не может быть разногласий по каким-то вопросам. Могут и бывают, о чем Томас Венцлова говорит в связи с позицией Бродского и Милоша по некоторым вопросам, когда их мнение отличается от его выводов.

Но сам факт толерантного проживания подобных разноречий и несовпадений по существенным порой вопросам, отнюдь не творческим, а политическим, не есть то, что мешает дружбе интеллектуалов, о которой говорит Венцлова в вошедших в его публицистическую книгу статьях.

Сама действительная и действенная способность не зацикливаться на том, что разделяет даже близких по духу и убеждениям людей есть прежде всего аксиома для автора книги и подтверждение тех тезисов, которые для него непременны и предпочтительны.

В сборнике поэтическом Томаса Венцловы «Стык» есть стихотворение с тем же названием, где речь идет о географическом феномене — совпадении на карте и в реальности границ Польши, Литвы и России (Калининградская область). Сам образ такого стыка, описанный в том стихотворении резко и нелицеприятно, на самом деле показывает, что при неправильном состоянии дел все случается по сценарию разобщения стран и народов. При правильном, близком к идеальному, сценарию происходящего тот же стык становится Пограничьем в широком смысле слова — надгеографическим, этическим, культурным, духовным, что есть путь к истине и гармонии мыслей и чувств, дел и свершений, каким бы долгим и трудным он ни был.

Собственно говоря, ради того, чтобы обратить на него внимание, Томас Венцлова и писал свои статьи на протяжении нескольких десятков лет, которые, оказавшись под одной обложкой, воспринимаюся не как футурология, а как трактат о государстве и человеке в нем, современный, честный и по возможности беспристрастный, монолог о том, что важно и нужно было сказать вне поэзии и в согласии с нею.

Илья Абель