История развода Армена Джигарханяна на экранах ТВ

История развода Армена Джигарханяна, когда-то популярного советского артиста, вполне может претендовать если не на международную, то на российскую книгу рекордов. Только на трех федеральных каналах этой истории было посвящено, если не тридцать, то уж явно больше двадцати передач. В конце января этого года брак Джигарханяна и его молодой жены был окончательно расторгнут. Но страсти не утихают. Они продолжаются в телеэфире в любопытной конфигурации. Сначала Первый канал занимал сторону артиста, и свита из как бы его друзей в его однократном присутствии и без него пела ему дифирамбы и всячески клеймила его ныне последнюю жену. Вторая жена артиста чуть ни плакала в студии, говоря, что ждет каждый день приставов и выселения с квартиры на Арбате, то есть, в самом центре Москвы. Называла тогда еще законную жену артиста аферисткой (он оценивал ее как воровку, оставившую его без средств к существованию). А на канале Россия 1 в «Прямом эфире своего имени» Андрей Малахов пытался как-то сбалансировать обвинения очевидными фактами, которые доказывали, что артист вовсе не беден, что его жена действовала с его согласия, и все упреки в ее адрес – от лукавого, поскольку не подтверждены документально.

Отдельное место отводилось адвокатам, представителям сторон. Тот, что представлял бывшую жену, утверждал, что у новой пассии артиста поддельный паспорт, но почему-то по этому поводу дела так и не завели. Адвокат самого артиста уверенно сообщал, что Джигарханяна жена травила психотропными лекарствами, правда, при ней он выступал на сцене своего театра, а после развода – только болеет и не играет свой единственный спектакль. Доверенное лицо последней жены артиста развело пару, получило за это солидное вознаграждение, а потом дама стала ходить по разным каналам и говорить о том, что ей жалко старика, что по закону было сделано все правильно, а по сути – его обобрали по заказу третьей его жены.

Когда хор голосов, заклинавших себя и других, что артист великий и гениальный, уже поднадоел, пригласили из Северной Америки его приемного сына, с которым тот не общался почти двадцать лет. И началась новая серия обвинений и сплетен.

Но когда и она иссякла, Первый канал поменял тактику. И несколько раз пригласил на ток-шоу уже ту, которую до того обвиняли во всем, что можно и что нельзя, делая ее в глазах и на слуху зрителей монстром при совершенно ангельской внешности.

Выяснилось, что бывшая жена артиста лукавила, когда говорила, что боится выселения. Реплики о том, что он бедный и несчастный старик опровергались тем, что ему из Штатов должны были возвратить старый и давний долг, который с процентами потянул на миллион с лишним долларов, что худрук он плохой и что все в его театре делалось только с его согласия, хотя по штату его третья жена была директором театра.

И вот, через три месяца чуть ли ежедневного обличения жены артиста в преступлениях перед ним (мошенничество?) и перед законом (увод средств из бюджетного театра, документация которого под постоянным контролем проверяющих городских инстанций), Джигарханян через своего адвоката передал своеобразное пожелание – чтобы его жена не ходила на ток-шоу. Ну, вот как такое могло прийти в голову человеку, если он позволял себе и другим говорить плохо и критично о той, которая прожила с ним до того 16 лет, будучи и медсестрой, и сиделкой, и всем, что требовалось для того, чтобы поддерживать здоровье престарелого человека в приемлемом тонусе (сейчас ему больше 80 лет, в чем немалая заслуга близкого ему человека – при том, что не только сын, но и до недавнего времени предыдущая законная жена находились в США, не думая о том, что Джигарханяну нужен уход и спасение от одиночества.)

Таким образом, когда в ток-шоу развивалась его версия событий, которые так и остались загадкой, поскольку при желании развестись это можно было с меньшим шумом, артиста это вполне устраивало. Как только все значительнее стали просачиваться факты, явно опровергающие то, что он придумал как повод для развода, он посчитал нужным выразить свое мнение о том, что его до недавнего времени родному человеку нечего делать на телевидении.

Назвать это глупостью или наивностью – язык не поворачивается. Артист в своем лице выступает за цензуру на телевидении. И только потому, что ему не нравится то, что говорится не в том русле, как ему в октябре прошлого года и далее до наших дней было удобно и выгодно.

Можно сказать, что Джигарханян потерял ощущение реальности. Его так хвалили чуть ли ни постоянно, что он подумал, что только он и есть носитель истины в последней инстанции. А теперь, когда оказалось, что в тех же студиях, где его принимали чуть ли как небожителя, о нем говорят нелицеприятную правду, ему это показалось неправильным и недостойным.

Но телевидение, как известно, такая штука, что укрупняет все и вся. И именно так, как хорошо для достижения высокого рейтинга. Из-за него вчера можно поддерживать артиста, сегодня – давать возможность высказать о нем нелицеприятное мнение, а завтра сказать о том, что то, что говорилось прежде – фальшивка. Это, если говорить о данном конкретном случае. Но суть тут модельная – телевизионщики не знают ничего лучше копания в чужом белье, если иметь в виду программы типа «Пусть говорят». И им на самом деле все равно по большому счету, в чьем белье, так сказать копаться. Ведь для зрителя даже интереснее эти американско-русские горки – восхвалять – развенчивать, снова восхвалять, снова развенчивать. И так столько, пока тема не будет уже показана не то, что со всех сторона, а во всех подробностях самого пошлого рода.

Так что совсем странно выступать в роли записного моралиста, когда сам запустил кампанию по развенчанию собственной жены, высказывался в ее адрес грубо и жестко. Странно думать, что события будут развиваться по тому сценарию, какой мечтался в момент этого запуска разоблачительных тирад по поводу близкого человека. Надо было понимать, что и как будет дальше. И предусмотреть мягкое развитие событий, а не делать наоборот – высказываться лично или в передаче лиц из своего окружения в таком ракурсе, что несомненна была конфликтная ситуация, доведенная до апофеоза, с неизбежным ответом на нее в тех же аспектах.

И то, что Джигарханян после того, как начатая им травля молодой жены дошла до апогея, но по законам продолжающегося шоу переключилась сначала косвенно, а теперь однозначно на него самого, хочет все остановить, грустно и наивно, как минимум.

Претензии все можно было выяснять не в телестудии, а в суде, если таковые были и есть и подтверждены документы. Теперь же выяснилось, что театральный мэтр наговорил про близкого человека много оскорбительного, наверное, клеветнического, ничем до сих пор недоказанного. И хочет пойти на попятную. Но сделать этого уже нельзя, хотя ему не раз предлагали с разных сторон погасить конфликт, разрешив его, если не примирением, то во всяком случае, мирным, цивилизованным путем. Эти доводы его тогда не проняли, а теперь – уже поздно. Уже все движется как бы и без его участия, вроде бы само по себе. Отнюдь не по энергии, а по законам телерейтинга. Конечно, слышать о себе правду маститому деятелю театра неприятно, но приходится. Это нужно хотя бы для создания паритета мнений, для равновесия обвинений и опровержения их обеими сторонами.

И потому советовать сейчас уже официально бывшей жене не ходить в телестудии и не говорить о нем ничего – нонсенс, в некотором роде цинизм и даже подлость.

Так что, если прошедший год прошел под знаком безоговорочной победы Джигарханяна, то первый месяц нового года показывает, что по всем статьям победа была пиррова и  в чем-то сомнительна. А учитывая то, что артист сразу после развода уже неоднократно оказывался в больнице с обострением букета заболеваний, становится ясно, что и начинать эту историю, да еще и на таком подъеме вообще не стоило.

Можно только гадать, что его подвигло обнародовать свое видение семейной жизни через год после свадьбы, но все равно, всей правды никто уже не узнает, поскольку у каждой стороны конфликта она своя и железобетонная. И все же, завершать жизнь было бы правильно с благодарностью тому человеку, который полтора десятилетия о нем заботился, а не с очернением его, обвинением во всех грехах. Которые, скажем так, уравновешиваются критикой самого Джигарханяна. Он надеялся, вероятно, на другой исход событий. Но так могло быть в театре, им руководимом. А его скандальный развод получил определение – джига-шоу. И таковым войдет в историю нашей культуры, а не теми спектаклями, которые шли на афише театра Джигарханяна, который явно не был фаворитом культурной жизни Москвы, в том числе, и по объективным причинам.

И славословия уже закончились, и правда противоположной стороны все заметнее обращает на себя внимание. Но и признать ошибку намерения посчитаться с молодой женой он уже не признает. И по складу характера, и по другим причинам тоже. Потому что телетеатр, где он был бенефициантом, переиграл и использовал его. А не наоборот, как ему хотелось бы. Поскольку таковы законы жанра. И они сильнее авторитета и чего-то еще. Жаль, что уже в преклонном достаточно возрасте артисту пришлось на своем примере в этом убедиться. Но он сам этого хотел, как сказано в названии одной из известных пьес.

Илья Абель