hashtag этюды страсти

После просмотра спектакля #сонетышекспира в Театре Наций ( Москва) интересно поиграть в вопросы и ответы: интересный спектакль? любопытный!хотелось его смотреть от начала до конца? несомненно!осталось ли после него сильное впечатление? затрудняюсь с оценкой! открыл ли он что-то новое в том, что есть театр? конечно! оправдал ли он ожидания перед просмотром? не совсем!

Собственно говоря, на этом в стиле переписке в Твиттере можно было бы закончить обсуждение постановки, премьера которой состоялась 17 сентября 2014 года. Значит, что-то есть важное в # сонетахшекспира, что спектакль идет два года, что его не снимают с афиши, что он пользуется известностью и на него идет зритель, полностью заполняя места в Малом зале Театра Наций. Кроме того, из этого следует, что концепция его не расходится с художественными установками руководителя данной театральной институции, Народного артиста России Евгения Миронова, играющего в МХТ у Олега Табакова.

И потому поучительно разобраться, что здесь есть форма, что есть содержание, что такого имеется привлекательного в композиции, созданной режиссером Тимофеем Кулябиным.

Если кому-то покажется, что его желание увидеть обычный драматический спектакль, в основу которого положены некоторые из 150 сонетов Вильяма Шекспира, не оправдались, то он просто пришел не на то, что хотел бы.

Сотрудница театра, оформлявшая мне аккредитацию на него специально указала в письме — обратите внимание на название. Вероятно, и потому, что в рецензиях критики его записывают неправильно. Но, думаю, что, прежде всего, в названии спектакля есть и суть его содержания (Потому в полумраке сцены на стене декорации с окнами появляется не просто номер сонета, который в данный момент произносит актер или актриса, а он же, но как хештег, что для авторов было принципиально. Да и спектакль начинается с того, что в известном приеме бегущей строки воспроизводится сначала в виде написанного текста сонет, трактуемый, скорее всего, как эпиграф.)

То есть, перед нами не традиционно интерпретируемый классик Эпохи Возрождения, поэт и драматург, а его творчество, сведенное до смс-сообщения. (Чего стесняться тут, если и текст Библии рассылают небольшими текстовыми частями, перекладывая на современный лад?)

Труднее тут ответить на главный вопрос: обошелся бы спектакль без Шекспира.

Уточним мысль, чтобы не впадать в риторику и консерватизм. Сонеты Шекспира здесь не декламируют по законам сценической речи, а произносят почти с разговорной интонацией, но чуть замедленно и несколько патетично. Они звучат то в мужском, то в женском исполнении — не подряд, не в строгом порядке от меньшего к большему, а избирательно, в соответствии с тем, что из Шекспира зрителям хотел продемонстрировать режиссер Тимофей Кулябин (учился в Москве, работал в Новосибирске, а также на разовых постановках в других городах и странах; его спектакль «Тангейзер» был снят с репертуара Новосибирского театра оперы и балета из-за шумихи, которую подняли православные активисты, поскольку они считали, что образ Иисуса в театре опошлен и искажен, это так, к слову)

В его версии #сонетышекспира параллельно идут текст, музыка и танец (правда, танец современный, больше похожий на экзерсисы пластического рода).

Когда Евгения Авдеева начинает петь «Вокализ» Рахманинова (о чем сообщает та же строка на стене декорации), изумительно в вокальном плане, монологично и сдержанно эмоциям, даже смущенно, камерно в прямом смысле слова, радуешься тому, что будет нечто неординарное по содержанию, достойное и соразмерное литературной классике.

И предшествовавший пению выход артистов, которые, подобно статуям, занимают пространство у дальней стены декорации (минимализм решения художника Олега Головко), кажется, после такого великолепного и сильного продолжения, предвещает интересный подход к тому, что принимается безоговорочно как шедевр. Поэтому хочется увидеть новое прочтение известных строк, ощутить на слух, сердцем и сознанием, их нетленность, пусть и в несколько упрощенной форме.

А начинается спектакль с того, что артисты, играющие роль рабочих сцены, снимают ограждения вокруг нее — стойки, на которых держится красно-белая лента, которой обычно обозначают границы места совершенного преступления. В финале спектакля те же артисты все восстанавливают так, как было перед началом действия. То есть, весь спектакль #сонетышекспира есть намек на что-то, такой кроссворд в лицах, музыке и пластике.

Но вернемся к появлению артистов: выход, вокал, а затем — некие прочитываемые ясно действия — открывание дверцы шкафа, поцелуи, проявление чувственности, выбор любимой, ссоры, разочарование в той, которая казалась прекрасной и единственной.

Практически, перед нами сжатая до полутора часов история любви от возникновения ее до потери ее по определению.

Музыкальные моменты, будь то произведения Перселла, Шуберта или кого-то еще, следующие также не в хронологическом порядке, как и сонеты Шекспира, исполняемые на языке оригинала, как в греческой традиции, комментируют происходящее перед зрителями. Пение органично и оправдано вписано в него, являясь некоей кульминацией каждой смены настроений влюбленных, показывая то, что потом или до того показано в движениях артистов.

Те, кто надеялся услышать больше написанного Шекспиром, будут разочарованы, ведь его тексты здесь только повод, исходный момент для разыгрывания танцевальных сюжетов.

Заметим, что речь идет не о балете, а о таком современном танце (постановка Евгения Кулагина и Ивана Евстигнеева), в котором гармония существования в образе, жесты и па — изломаны, трагичны и порой слишком напоминают пантомиму.

В какой-то момент то, что в программке спектакля названо хореографией, выходит на первый план, оставляя строки Шекспира фоном, некоей возвышенной данностью, напоминающей о чем-то вневременном и величественном.

Именно танец переключает зрительское внимание на себя, что проведено практически до финала постановки.

И теперь совершенно определенно можно сказать, что постепенно убеждаешься в том, к сожалению, что все могло обойтись и без Шекспира, поскольку история встречи и расставания, страсти, желания, ненависти и разрыва — не новация и не приоритетна в связи с творчеством английского автора.

Несомненно и то, что связь между вокальными номерами, литературной основой и танцем есть, она изысканно и достаточно талантливо проведена режиссером от начала и до конца показа его экскурса в классику для зрителей.

Но вот совершенно не трогает это раскрытие буквы и духа Шекспира.

Здесь много изобретательности, нет ни секунды не прожитого на сцене времени, но, опять же, похоже на этюды в театральном институте.

Несомненна и фантазия постановщика, но его находки, его посылы зрителям загадочны. Вот почему, например, на сцене стоят три таза, в которые сверху капает вода? Почему стены декораций несут следы ветхости, разрушения? Это потому нужно было показать, чтобы зрители поняли, что история имеет давнюю традицию и разыгрывается в бытовом пространстве как попытка облагородить его, преодолеть его банальность и ущербность? Сравнить увиденное можно с тем, как студенты готовятся к экзаменам, придумывая сценки на заданную тему (они выходят на сцену, как клоны друг друга — девушки в серых платьях одинакового покроя, отличаясь только цветом волос и прическами; молодые люди в такого же цвета брюках и белых рубашках, при том , что и те , и другие потом ведут свои роли, бросив обувь).

Вот для чего время от времени рабочий сцены выливает содержимое таза в клавикорды? А инструмент порой срывается со звука нужного диапазона, начинает трещать, как клавесин, выдает холодный металлический стук на той или иной ноте, а после, как бы очнувшись вместе с пианистом, снова звучит в обычной тональности? Такое необходимо было для того, чтобы показать дистанцию между прошлым и настоящим, нетрадиционность восприятия Шекспира или что-то еще? Неизвестно, так что об ответах на заданные и подобные им вопросы можно исключительно догадываться.

Но важно, что театр здесь держит форму, что она не противоречит содержанию, если его воспринимать в том ключе, в каком его уверенно раскрывает Тимофей Кулябин. И то, что очевидно, что вещь явлена зрителям талантливая, продуманная до поворота головы и шага артистов на сцене. В чем-то даже напоминающая о постановке в театре «Глобус». (По ходу игры в Шекспира раздается женский голос, дающий то команду рабочим сцены сменить декорации, то обозначающий время дня и ночи).

На самом деле показанная в том, что есть #сонетышекспира новелла о чувствах молодых или не молодых, а просто людей (некоторые сцены играются на четыре голоса, когда пары повторяют слова и движения друг друга), достаточно проста и понятна. Но обставлена она с таким намерением все сказать о любви, что само чувство если не теряется, то точно так же, как стихи Шекспира, занимает место декорации, того, что должно быть видно, но не первостепенно.

Проблема не в том, что выраженное здесь толкование классики неверно или неоправданно: слово, музыка, танец обладают достаточным потенциалом для того, чтобы рассказать о том, что вызовет отклик у зрителей, будь то Шекспир, Лев Толстой или Мериме, например.

А в том, что при всех безусловных авторских находках, при том, что от происходящего на сцене трудно оторваться до того, как спектакль завершится чуть ли ни разрывающей сердце монотонной музыкой и монологом на итальянском языке, переходящим от шепота до почти крика — не покидает чувство удивления, ожидания того, когда начнется спектакль, который хотелось бы увидеть на самом деле. Чтобы пережить вместе с героем монологов те же чувства, взлеты и падения настроений, какие описаны Шекспиром.

Но ничего такого здесь нет. И из-за этого остается ощущение недосказанности, растерянности после увиденного на Малой сцене Театра наций.

Небольшое замечание в сторону: когда мы шли к театру, нас то обгоняла, то от нас отставала группа старшеклассников с преподавателями, немногим по виду взрослее подростков; вот интересно было бы узнать, как им, зрителям поколения скриншотом и хештегов показалался такой способ диалога с классикой?

Ответ пришел как бы сам собой — мы шли после спектакля к метро, и нас обогнала девушка в курточке, в обтягивающих зеленых джинсах, с рюкзачком за спиной, одна из тех, что только что выходила на поклон в постановке #сонетышекспира, заметим, с той же прической, без грима, буднично и без пафоса.

Сыграть такой спектакль, в общем-то, непросто, потому что тут все слишком сцеплено, все артисты в нем двигаются, как заведенные роботы, только певица замирает сразу после выхода на сцену в неудобной позе, не меняя ее до окончания постановки. Так что , возникает ощущение, будто оживают на минуты статуи, а потом опять возвращаются в первоначальное состояние, так неторопливы большей частью тут перемещения артистов.

Кажется, ну , вот-вот, сейчас-сейчас пробьется что-то живое, истинное, не рациональное, а эмоциональное. Но ничего из обнадеживающе предполагаемого — не происходит. При наличии формальной целостности и емкости действия.

Подводя итог, следует сказать, что дело, скорее всего в том, что отечественный зритель, скажем, зрелого возраста, еще не совсем привык к постановкам такого типа (поклоны, правда, прошли на аплодисменты, как ни странно на первый взгляд). Что предлагаемое театральное действо популярным легко может стать на Западе в широком смысле слова, где текст уже не интересует публику, а содержанием является форма, то что в приоритете и должно быть ярким, острым, прагматичным и вместе с тем простодушным по выводам и нюансам.

Все перечисленное есть в спектакле #сонетышекспира. Как, уверен, найдется достаточное количество зрителей, которым преображение классики в таком ключе покажется закономерным, современным и ожидаемым.

И все же хочется заметить, что постановка, не будучи экспериментом, претендуя на самостоятельность, состоялась на уровне подготовительном, а не окончательном, как этюды, где виден смысл и сюжет, но и то, и другое размыто и проясняется с трудом, хотя по тегу Шекспир можно найти много самой разнообразной информации. Пожалуй, недостаток не в том, что нам рассказали не о том, что есть великий англичанин, а в том, что претензия на новацию не перешла в естественное бытование в контексте нового взгляда на классику. И поэтому похожа на упражнение, а не завершенную работу, полную не только мастерства и логики, а и истинного чувства, искренности и правды о жизни, о любви, о страсти.

Для полноты картины несколько слов стоит сказать и Театре Наций, поскольку для России он в некотором роде не совсем привычная институция культуры.

Если говорить о здании, то в нем театр был открыт в 1885 году, достаточно долгое время являлся филиалом МХАТа. В 1987 году здесь открылся Театр дружбы народов (конце восьмидесятых для журнала «Театр» брал интервью у генерала, космонавта Джанибекова, и он говорил о том, что Театр дружбы народов необходим, что у него есть будущее). Тогда, после перестройки, казалось, что началось что-то новое и радостное. Но СССР приказал долго жить, а понятие «дружба народов» почти исчезло из употребления. С 1991 года Театр дружбы народов переименован был в Театр Наций, что расширило его формат и больше стало соответствовать новым реалиям театральной жизни в России и в других постсоветских и не только государствах. 10 лет назад руководителем театра стал Евгений Миронов, а открылся в своем новом амплуа Театр Наций 5 лет назад, в 2011 году.

В информационной листовке его сказано о том, что играют в репертуарных спектаклях 120 артистов московских театров. И в год показывается 300 спектаклей.

Отличие Театра Наций от других столичных театров в том, что на каждый спектакль набирается своя команда, по сути, перед нами антрепризная театральная инициатива. Другое дело, что понятие антрепризы, обычное для зарубежного театра, в России приобрело некий отрицательный оттенок. Антрепризами здесь называют постановки легкого жанра, в которых играют известные артисты, своим присутствием немного поднимая сюжеты пошловатых пьес до своего уровня. При том, что такие спектакли гастролируют по городам и весям, имея исключительно коммерческие задачи в основе собственной деятельности.

Таким образом, Театр Наций как явление также антрепризное, существует немного в ином ключе: и по тому, какие пьесы тут ставят, и потому, кто ставит, и по тому, как играют актеры в спектаклях Основной и Малой сцен. То бишь, Театр Наций есть удачная попытка создания театра мечты, почти невероятная в России, но, вместе с тем, реализуемая на практике уже шестой год, несмотря на кризисы и иные препятствия.

Здесь есть шлягеры вроде «Шведской спички», «Рассказов Шукшина» или «Метода Гренхольма», здесь выпускают ремейк «Заводного апельсина», заявляя, что хорошую драматургию можно и нужно играть сейчас с полной отдачей, но не архаично и скучно.

Таким, вероятно, задумывался и спектакль #сонетышекспира. Но для меня лично он не стал событием, хотя посмотреть его, в том числе, и стоило, чтобы понять, близка или нет такая вот подача старомодного материала, обозначенное в нем прочтение Шекспира не как иконы стиля, а как автора текстов для Твиттера.

Илья Абель