Горби

С днем рождения, Михаил Сергеевич!

Слова мои о Вас теперь в книжке “Спасибо!”

Photo copyright: Veni. CC BY 2.0

* * *

Великий и ужасный, умный и доверчивый, прагматичный и сентиментальный, – все это о Михаиле Сергеевиче Горбачеве, давшем нам впервые вольно дышать, говорить и петь, о первом и последнем президенте СССР.

Как-то утром мы, привыкшие встречать рассвет на кухнях, проснулись и увидели, что «кухней» стала вся страна, вышла на площади и от радости превратила свои города в сплошные «Гайд-парки».

Я бы тоже мог. В Вильнюсе спецназовцы избили кинооператора Сашу Демченко, в Риге на моих глазах погибли два оператора из группы Юриса Подниекса, в Фергане едва не убили меня самого. Но это не Горбачев. Это – машина, которая душила и его самого, а потом все-таки лишила власти.

Лишила власти, но не лишила чести.

Мы с ним много раз встречались. На фоне шизофрении дикого капитализма я воспринимал его, как близкого по духу человека. Он тоже улыбался и махал рукой, у него какая-то феноменальная память на лица и имена людей. Он благоволил к журналистам его призыва. К тем, для кого потом публицистика закончилась, поскольку профессионалы стали никому не нужны.

В один миг все переменилось.

Я встретил Горбачева на юбилее «Новой газеты». Михаил Сергеевич стоял со стаканом, а Павловский, согнувшись, услужливо подливал ему вина. Когда Глеб отвалил, я подошел к Горбачеву, мы тепло поздоровались, потом он сказал:

– Тоскливо здесь. Как-то не по-нашему.

– А как по-нашему? Выпили и закусили?

– Нет, не так… Выпили – и спели.

– Так давайте споем?

Невдалеке народ прилип к фуршетному столу, не обращая на нас внимания.

– А что? – с неожиданной готовностью сказал Горбачев. – Почему бы и нет?

– Может, вашу любимую?

Экс-президент СССР откашлялся.

– Начинай, – сказал он, – а я подхвачу.

Горбачев посмотрел на меня иронично.

– То есть, до каких слов я могу на тебя рассчитывать?

– Ну, там, где начинается про Африку…

– Сам ты Африка, – сказал Михаил Сергеевич. – Не бойся, поехали!

И мы грянули в два голоса: “Летят перелетные птицы/

В осенней дали голубой”.

Народ перестал жрать, и многие повернулись в нашу сторону. Мы азартно размахивали стаканами и пели, наверное, так громко, что прибежали репортеры, замелькали блицы, откуда-то взялась телекамера.

Пел он чисто, замечательно, приятным высоким баритоном. Я не думал, что пою с Нобелевским лауреатом, тем, кто изменил мой мир и сделал его счастливым на несколько лет, кто изменил мир вообще, кто навсегда останется в истории.

В этот момент мы просто пели про то, во что одинаково верили.

Анатолий Головков
Источник: Facebook