Фейс Буки (fb592)

Igor Yakovenko

Целый год Коломойский был начальником мирового зла, а его “частные армии” – воинством Сатаны.

Целый год визжали и вопили: “Порошенко НИКОГДА не отставит Коломойского”, без его “частных армий” хунта рухнет в ту же секунду…

Порошенко отставил Коломойского и понемногу демонтирует его политическую “империю”, в частности заменив Палицу на Саакашвили. Теперь Коломойский по всем каналам упоминается с сочувствием, как жертва диктатора Порошенко.

Милосердие, оно, как известно, давно стучится в сердца москвичей. Условным стуком, код которого знают Добродеев, Кулистиков и Эрнст.

артур соломонов

В моем детском саду царили антиамериканские настроения.

Мы все недолюбливали эту страну – все, чье детство пришлось на восьмидесятые, должны помнить стих про то, как похабно поступил “один американец”.

Еще помню, как в порыве антиамериканского восторга мальчик из старшей группы, весь в веснушках, сообщил мне, как нагло США нас стремятся оболгать:

– Американец один про нас на своем телевидении сказал: “Есть у них такие спортивные игры… Сейчас вспомню… А! Игры злой воли!”

Ясное дело, я понял, что мальчик заврался, но к фантазиям в детском саду же все относятся лояльно.

Тогда я, конечно, предположить не мог, что в следующем веке этот мальчик в веснушках захватит все телевещание…

Denis Dragunsky

ПОСЛЕСЛОВИЕ (ИЗ СТАРЫХ ЗАМЕТОК)

Лет пятьсот тому назад я любил одну женщину. И она меня тоже, наверное. Потому что мы прожили вместе тринадцать месяцев. Мы с ней не были расписаны, но считали себя мужем и женой, и называли так друг друга в разговорах со знакомыми: ведь мы жили под одной крышей и вели совместное хозяйство.

Я часто бывал к ней несправедлив, требователен, зол. Это было ужасно. Но это было понятно: я пришел к ней весь израненный-истерзанный; уж простите за такую красивость, но это я для краткости. Она меня приголубила и успокоила, подарила бесценное чувство любимости. По всем правилам, мою душу должна была наполнять светлая благодарность и нежная терпеливая любовь, а вот поди ж ты… Впрочем, она меня тоже мучила. Потому что она тоже была израненная-истерзанная своим прошлым, даром что ей было чуть за двадцать, да и мне тоже.

Израненным людям трудно вместе, чего уж там.

Потом мы расстались.

О, эти три слова!

Любая история кончается ими.

Краткий аккорд: Па-рам пам пара-рам. Потом мы расстались.

Да, потом мы расстались, она несколько раз выходила замуж, а потом уехала в очень далекую страну, где и осталась жить.

Все эти пятьсот лет мне трудно было вспоминать о ней, об этих тринадцати месяцах. Я ругал себя и укорял ее. Было неприятно. Стыдно, досадно, тяжело.

Но буквально позавчера я вдруг вспомнил ее, и неожиданно почувствовал, что эти воспоминания мне легки. Интересны. Любопытны. Забавны. Даже трогательны. Но не более того.

Как будто бы только сейчас эта история завершилась. Наконец-то поставлена точка. Будто бы кусок моей жизни превратился в книгу. Будто бы эта книга стоит на полке. Я могу ее взять, перелистать, почитать, сидя в кресле.

Погрузиться в эти страницы страсти и стыда, злобы и нежности, раскаяний и упреков, чашек и тарелок, комнат и коридоров, городских тротуаров и дачных проселков, веселых пьяных ночей, похмельных рассветов, бесконечной вереницы друзей и подруг, отъездов и возвращений, простынь и одеял, рук и ног, поцелуев и объятий, бешеных ссор, страшных обид и новых ласковых примирений, казалось бы, теперь уже навсегда, навсегда…

Вздыхать, морщить лоб, снимать очки, промокать платком глаза, но каждую секунду понимать – это всего лишь книга.

А потом закрыть книгу и поставить на место.

Я даже забеспокоился.

Узнать бы, как она там, в своей далекой стране.

Viacheslav Shilov

СЛОВО

Льюис Кэролл, проезжая по России, записал чудное русское слово

“защищающихся” (thоsе whо рrоtесt thеmsеlvеs, как он пометил в дневнике). Английскими буквами. Вид этого слова вызывает ужас:

“zаshtshееshtshауоуshtshееkhsуа”

Ни один англичанин или американец его произнести не в состоянии.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.