Фейс Буки (fb117)

Maxim Kantor

ЗАГАДКИ ИСТОРИИ

Существует мнение, будто Адольф Гитлер – был наиболее эффективным руководителем государства: Германия при нем расцвела; из разрухи поднялась до промышленной державы, от гиперинфляции шагнула к финансовому господству, от территориальной раздробленности – к могучему Рейху.

Да, в 45-ом году Рейх потерпел крах, и миллионы немцев погибли, но это произошло под давлением внешних обстоятельств, Гитлер тут не виноват. Если бы не внешний фактор (личная неприязнь Сталина, антипатия Черчилля, демарш де Голля), то держава бы процветала. То есть, руководство в целом было блестящее, здоровая агрессивная политика – просто внешние факторы оказались коварны.

Критики утверждают, что личные амбиции заставили Адольфа идти на непомерные риски. Имел ли право руководитель такого масштаба брать на себя ответственность за судьбу вверенной ему страны, – ради удовлетворения личного тщеславия? Критики задаются вопросом: имел ли право канцлер рисковать людьми своей страны (понятно, что евреи, славяне, цыгане – естественные жертвы жесткого менеджмента, но собственный народ тоже поредел).

Но правомерен ли такой вопрос, если Германия была окружена врагами? Трудно руководить, если завидуют и ставят препоны.

Критики утверждают, что управление страной в том и состоит, чтобы избегать рисков – в конце концов, говорят критики, любое крупное предприятие всегда окружено врагами – в том и состоит задача канцлера, чтобы удерживать власть, обходя рифы. А что же делать, если амбиции ставят задачи? Что приоритетно – люди или амбиции? Осторожность исключает активный государственный бизнес – эффективному руководителю тесны такие рамки.

Ах, мы никогда не узнаем, какой рецепт верен; а вот если дать возможность Адольфу еще раз стать руководителем какого-нибудь масштабного проекта – тогда можно проверить менеджерские качества.

Марк Котлярский

Словосочетание “поэт-песенник” почему-то навевает на меня тоску, звучит практически как “мудак-висельник”…

Denis Dragunsky

О МЕМУАРАХ

Только что прочел книгу воспоминаний одного не очень известного, но «вхожего в круги» деятеля. Я просто изумился, с какой откровенностью он пишет обо всех перипетиях своей карьеры, об интригах, подковерных боях, доносах и жалобах, разгромах и ликвидациях, и т.д. и т.п. Столь же открыто пишет о своих слабостях и неудачах, провалах и проколах. А как подробно и увлекательно он описывает быт того времени, с сороковых по восьмидесятые!

– Поразительно искренняя книга! – сказал я своему приятелю.

– Ага, конечно, – усмехнулся он. – Я его прекрасно помню. Был нашим соседом по даче. Мы дружили семьями, и не только летом. Вечерами играли в преферанс. Хотя мой отец работал совсем в другой отрасли, они обсуждали все назначения и снятия, важные госзадания и все такое. Однажды папа заступился за него перед Байбаковым, и ему оставили главк. Но это еще не всё! Его новая жена положила глаз на моего брата, у них разница была всего лет пять, она была постарше, естественно. Кажется, ей всё удалось… А братец мой потом завел роман с его дочкой от первого брака. Она жила с ними, и на даче тоже. Боже, какие скандалы там были, я помню его басовитый ор и бабий визг! Стекла тряслись. Но по вечерам они всей семьей чинно приходили к нам в гости. Веранда. Стол под абажуром. Чай с вареньем. И ножка, сняв туфельку, шалит под столом, мне сзади видно было… И вот так – лет десять, пока мой брат от этой жизни не эмигрировал на фиг.

– И что? – я даже растерялся.

– А то, что в этих мемуарах мой папа упоминается один раз, как сосед! В связи с тем, что дерево упало на провода, и добрый сосед тут же вызвал электриков. И папа был гнусно назван «сослуживцем одного родственника». И никакой благодарности. Не говоря уже о многолетней дружбе домами. Ах, как искренне!

Понятно.

Значит, и в своих рассказах о работе и карьере он тоже подвирает?

Хотя – вот он пишет о своем несчастном первом браке, о ранней смерти жены, о том, что виноват перед ней потому-то и потому-то, и всё вроде бы очень искренне и открыто, сердце вроде бы нараспашку…

И вот это проклятое «вроде бы».

Но, наверное, во всех мемуарах – так.

Alexey Lebedinsky

… если глупость не считать психическим заболеванием, то среди малочисленных оставшихся индивидуумов психически здоровых я, увы, не наблюдаю… Но их никто не лечит – сумасшествие вошло в норму. А психиатров надо бы лечить в первую очередь, но некому…

Понятие “в здравом уме и твердой памяти” утеряло смысл по причине отсутствия системы координат, точек отсчета и эталонных носителей…

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.

.
.
.