Фейс Буки (fb981). Жизнь, история, культура

Евгений Якубович

Оставайтесь в курсе последних событий! Подписывайтесь на наш канал в Telegram.

Ежедневная война человека с окружающими его вещами, вернее безнадежная оборона от них, началась, наверное, еще у изобретателей колеса, которое никак не хотело крутиться. Дальше все только ухудшалось. Мелкопакостный характер окружающих нас вещей со временем не меняется. Мы можем пользоваться самыми продвинутыми гаджетами, но характер напичканной микросхемами и собранной роботами на автоматизированном заводе в XXI веке ничем не отличается от простой, и по нашим меркам даже примитивной, вещи века XIX. И те и другие только и мечтают о том, как бы усложнить нам жизнь. Для них нет большей радости, чем неожиданно устроить маленькую пакость.

Каждый, кто пытался распутать шнур наушников для плеера согласится со мной и с Джеромом К. Джеромом, автором бессмертной книги “Трое в лодке”.

«Странная и непостижимая вещь – бечева. Вы укладываете ее кольцами с таким великим терпением и осторожностью, как если бы вы складывали новые брюки, а через пять минут, когда вы снова берете ее, она уже превратилась в какой-то ужасный, омерзительный клубок.

Я не хочу прослыть клеветником, но я твердо уверен, что если взять самую обыкновенную бечеву, вытянуть ее на ровном месте по прямой линии, отвернуться на тридцать секунд, а потом посмотреть на нее снова, то окажется, что она уже умудрилась собраться в кучу, скрутиться, и завязаться узлами, и затерять оба конца, и превратиться в сплошные петли. И вам понадобится добрых полчаса, чтобы, сидя на траве и проклиная все на свете, снова ее распутать.

Таков мой взгляд на бечеву вообще. Несомненно, здесь могут встретиться и счастливые исключения; я не утверждаю, что их не бывает. Может быть, есть бечевы, являющиеся гордостью своего цеха, – добросовестные порядочные бечевы, которые не воображают, что они дамское рукоделье, и не пытаются сплестись в вязаную салфетку, как только остаются наедине с самими собой. Я говорю, что такие бечевы, может быть, и существуют. Я хочу надеяться, что они бывают. Но я с ними никогда не встречался…»

Я вспоминаю этот отрывок из книги каждый день, когда беру в руки карманный плеер с наушниками, шнур от которых ведет себя в точности так, как описано великим юмористом.

Елена Фельгенгауэр

Ходила смотреть фильм Леонида Парфенова “Русские евреи”. Билетов не было. У кассы топтались пожилые русские еврейки, к которым присоединились мои друзья и я. Кассирша посчитала нас и выдала за небольшие деньги билеты “на подушки”. Что это такое, я поняла, когда при входе в зал обнаружила в закутке кучу красных подушек. Народ их активно разбирал. Я тоже взяла и прекрасно устроилась на ступеньках. Вспомнила студенческие времена, когда сиживала на ступеньках без всяких приспособлений , и с благодарностью подумала об администрации Центра документального кино.

Фильм мне понравился. Он всколыхнул все мои давние воспоминания, бабушкины и мамины рассказы, многое из детства и юности. Хотя фильм затрагивал только дореволюционную историю русского еврейства.

Вроде бы никаких сенсаций, но очень много фото- и кинодокументов, чувствуется хорошая работа с архивами. Хороший получился вечер.

Denis Dragunsky

У нас рядом с домом закрывают библиотеку имени Данте.

Ну, или расформировывают. Иностранный фонд в одно место, русский в другое

Одна из лучших и крупнейших городских библиотек. 200.000 книг. Выставки, клубы, кружки, встречи с писателями, кинопоказы.

Говорят, в освободившееся помещение въедет Следственный комитет.

Igor Kuras

Сегодня исполняется 130 лет великому русскому поэту Николаю Степановичу Гумилёву.

Однажды в советские времена я совершенно случайно оказался в Венгрии (так получилось), где (кроме всего прочего) купил толстенный том, изданный для венгерских студентов, изучающих русскую литературу. Том был огромный – как большой деревянный куб. Он назывался “Русские поэты XX века”. Среди прочих, в книге была приличная подборка Николая Гумилёва.

При попытке ввезти эту книгу обратно в наши родные советские пенаты, мне пришлось пообщаться с филологом в штатском. Он внимательно просмотрел авторов и, дойдя до Гумилёва, осёкся – нерешительно остановился.

“Я буду вынужден конфисковать у вас эту книгу” – сказал он, застенчиво прокашлявшись.

“Но почему?”

“В ней стихи Гумилёва”. Он понизил голос, когда произносил фамилию – приблизительно так, как понижают голос, когда говорят слово “еврей” или какое-то другое неприличное слово.

“Да. Но ведь тут про жирафа, про трамвай… тут всё хорошо… Тут ничего плохого”

“Нет. Нельзя. Просто нельзя. Впрочем, если хотите, мы можем вырезать эти страницы из книги – остальное провозите”.

“Но послушайте, мы же с вами оба понимаем, что никому не удастся вырезать страницы Гумилёва из книги русских поэтов XX века!”

Филолог обернулся, посмотрел по сторонам, закрыл книгу, дал её мне: “Провозите! Только сами читайте. Никому не давайте!”

Я спрятал драгоценный куб в чемодан. Огромной и великой книге “Русские поэты XX века” удалось сохранить свои лучшие страницы.

Никому не удалось вырезать из неё страницы Гумилёва.

От редакции. Особенности орфографии, пунктуации и стилистики авторов сохранены.

Подпишитесь на ежедневный дайджест от «Континента»

Эта рассылка с самыми интересными материалами с нашего сайта. Она приходит к вам на e-mail каждый день по утрам.