Еврейский характер

Госпиталь для ветеранов, но в подчинении Департаменту здравоохранения Москвы.

Пациенту в палату принесли завтрак, поскольку передвигается он с трудом с помощью устройства, похожего на трехколесный велосипед с надутыми шинами, как и детской машины.

Буквально вбегает кастелянша, материт его, что не торопится одеваться, бросает в сердцах, что надо скорее спускаться на лифте на первый этаж потому, что вот-вот отъедет машина, на которой кого-то из больных после выписки развозят по домам.

Пошел к старшей сестре отделения, пожаловался, что уважаемого человека костерят, как на свалке. Та ответила, что кастелянша может накричать, но материться не будет ни при каких обстоятельствах. (Можно подумать, что, имея университетское филологическое образование и живя седьмой десяток лет в России, я не знаю, что такое мат. К слову, Госдума РФ прошлого созыва вроде бы приняла закон, что сквернословить в общественных местах нельзя, иначе придется платить штраф. По этому поводу интернет изрядно поизгалялся над инициативой депутатов, поскольку указаны были не слова и их производные, которые наказываются по закону, а только первые их буквы – пять или больше: скажем – х, е, п, б и так далее.)

Старшая сестра отделения с гордым видом следует в палату, чтобы спросить у пациента – обругали его или нет. Тот ответил что-то невнятное и не стал продолжать разговор.

Мне же дама в белом халате с гордым видом заметила, что лучше бы я занимался своим делом. И ушла. Как и кастелянша.

Помог старику одеться, поскольку сам он это сделал бы медленно, а снова нарываться на матерщину ему и мне не хотелось.

По его рассказам он работал в конторе, дослужился до полковника госбезопасности. Имеет боевые ордена и медали. Начиная с Фиделем, закончил в Японии. Даже из того немного, что говорил о себе – получились бы книга, сценарий, короче, экшн из советской жизни с погонями, угрозой разоблачения, работой под прикрытием и с дипломатическим паспортом почти в 30 странах мира.

В Ливане был ранен, попав в перестрелку враждующих религиозных групп. Его прооперировали удачно в американском (!) госпитале, поскольку в СССР тогда подобных операций не делали.

Судя по всему, с сыном у него сложные взаимоотношения, поскольку за стариком-отцом тот не приехал, как это здесь обычно случается. У жены, которая всегда была рядом с мужем во всех командировках, каждый день давление под 200. И справиться с ним не могут, поскольку до сих пор не нашли почему-то причину.

Я не могу осуждать соседа по палате, даже зная, что служил он и в Египте и явно занимался деятельностью, направленной против Израиля. Он выполнял свой долг, как мог и как понимал его. А теперь стар (возраст под девяносто лет), болен и немощен, хотя не теряет оптимизма и жизнелюбия.

Вот на такого старика кастелянша орала отборными словами.

Другой сосед выписывался на следующий день. Тоже полковник, из военных, но явно – не из простых. Дело не только в выправке, а в пронизывающем взгляде, немногословии, характерном бобрике седых волос, собранности и сильном характере.

Та же кастелянша забегала, чтобы узнать, когда тот освободит место. Он ответил – в 10.00. Именно в это время, ни минутой позже, пришел за отцом младший сын, быстро собрались и, попрощавшись сухо и лаконично, покинули палату.

Кастелянша и тут не угомонилась: снова стала материться, поскольку не досчиталась полотенца. Но сказала об этом уже тогда, когда пациента в палате уже не было. Можно подумать, что полковнику в отставке нужно было дурацкое вафельное полотенце, которого вроде бы не досчиталась кастелянша.

Думаю, что дело было так: его сосед, который с трудом поднимался с кровати, попросил полотенце, чтобы привязать его к ручке двери. И, держась за него, по утрам, днем и ночью подниматься по необходимости.

Кастелянша второе полотенце унесла, но сделала вид, что так и нужно. А ругается она на выписывающихся пациентов из-за какой-то внутренней обиды (в сердцах бросила, что ее отец – Герой Советского Союза, во что не особенно верилось, зная ее характер и незавидную должность.)

В тот же день, но уже вечером, жена услышала как бы резюме к двум описанным выше инцидентам.

Она стояла в толпе – очереди в закутке-проходной у окошка, где выдавали розовый листок-пропуск на посещение. Организовано это было из рук вон плохо: помещение, в котором собиралось к началу срока прохода в госпиталь несколько десятков человек, сокращено было еще и за счет двух диванов у стен, двух тумб, за которыми сидели сотрудники охраны и вертушки, через которую все проходили туда и обратно.

Неудобство усугублялось еще и тем, что так организован был проход, что в одно и тоже время одни – родственники больных – шли в госпиталь, а другие – врачи и медсестры, закончив рабочий день – выходили из госпиталя.

Стоя за спинами тех, кто занял очередь впереди нее, жена случайно услышала афоризм, собственно, резюме и часть разговора, который, думаю, имел ко мне самое прямое отношение. Сказано было буквально следующее: «Ну, что им всегда нужно, всем они недовольны, блин, еврейский характер!»

Через несколько дней выписывали и меня. Чтобы избежать огульных оскорблений в воровстве, предупредил на медицинском посту, чтобы сразу забрали полотенца, пижаму.

Когда вошел в палату, получив выписку от лечащего врача, все это сложено было в кучу и укрыто одеялом.

А на нем лежала вешалка с моей верхней одеждой, на полу рядом с кроватью лежал мешок с ботинками.

Принесла все это та же кастелянша, что обругивала стариков. Потребовала, чтобы расписался в квитанции, что все вещи в наличии. А потом, уже уходя, не преминула выдать сентенцию: «Вот видите, бываю плохой, а бываю – и хорошей». (Действительно, ни разу ни мне, ни кому-то еще в этом госпитале не приносили в палату. Пациент спускался на первый этаж и там переодевался, чтобы покинуть лечебное заведение. Видно, очень уж я их достал, что они решили подсластить пилюлю.)

Другое дело, что с пожилыми людьми, понимая, что ей за это ничего не будет, кастелянша и впредь будет говорить на русском разговорном, обижая, оскорбляя, унижая, пользуясь хоть маленькой, но властью над кем-то. И будет уверена, что права, хотя даже уборщицы, когда та слишком забористо словесно накинулась на первого соседа, ее одергивали. Но безрезультатно, поток ругани лился легко и свободно. По привычке.

Илья Абель