Эмир Кустурица: «Кино – это коллективная терапия» (“Le Figaro”, Франция)

Пока идет полемика вокруг его архитектурного проекта в сербской части Боснии, режиссер «Андеграунда» колесит по дорогам Франции и Европы со своей группой балканского рока «No Smoking Orchestra». Эксклюзивное интервью между двумя концертами

Этим вечером Эмира Кустурицу со своей группой «No Smoking Orchestra» ждали в испанском Хихоне. Он проснулся на заре в своем домике, затерянном в сербских горах. К 11 часам, после почти четырех часов езды по извилистым дорогам, он уже был в Белграде, где встретился с новым президентом Сербии Томиславом Николичем (Tomislav Nikolic). Двумя часами позже он встречается в Баня-Луке еще с одним президентом, Милорадом Додиком (Milorad Dodik, Республика Сербская, Босния). Затем на самолете Кустурица вылетает в Испанию, однако сначала – посадка в Каннах, городе, где он родился для мира седьмого искусства как режиссер фильма «Папа в командировке», получившего “золотую пальмовую ветвь” на Каннском кинофестивале в 1985 году. Кустурица, человек, который все время куда-то спешит. Человек-оркестр: режиссер, актер, музыкант, а теперь еще и строитель. После Дрвенграда (Кюстендорфа), построенного полностью из дерева, декорации к его фильму «Жизнь как чудо», где Кустурица сейчас и живет, в боснийском Вышеграде недавно состоялось торжественное открытие местечка под названием Андричград, названного в честь югославского писателя сербского происхождения Иво Андрича (Ivo Andric). Это нечто среднее между античным городом и восточной крепостью османской эпохи, разбавленное османовской архитектурой, которая так впечатлила Кустурицу, когда он впервые приехал в Париж.

В этом месте построили театр и кинозал, как раз в тени моста над рекой Дрина, увековеченного в романе этого писателя, получившего в 1961 году Нобелевскую премию по литературе. Его бюст, опрокинутый в начале войны в Боснии (1992) одним из сторонников мусульманского президента Алии Изетбеговича (Alija Izetbegovic), вернулся на свое почетное место в центре Вышеграда. С помощью этого проекта Кустурица хочет придать новый импульс развитию культуры в этом разоренном войной и нищетой регионе. Некоторые злые языки во Франции увидели в этом проекте признак возрождения сербского национализма… На эти упреки Кустурица ответил резкой колонкой, опубликованной в газете «Le Monde» в начале этого месяца, а затем улетел в новые края, к новому концерту, новым съемкам, новому проекту. И дал нам большое эксклюзивное интервью…

«Le Figaro Magazine» – Ваш новый архитектурный проект, Андричград, вызвал несколько дней назад целую полемику во Франции. Не могли бы Вы еще раз уточнить, в каких целях он задуман?

Эмир Кустурица – В нашей стране все было разрушено временем и войнами. Если вы поедете на юг Франции, вы увидите там города XIII века. У нас от великолепной средневековой сербской цивилизации осталось лишь несколько руин. С помощью Андричграда я просто хочу создать связь с древними временами. Восстановить город, как если бы он всегда там был. Ничего больше, ничего меньше.

Ваши архитектурные проекты, фильмы и музыка отражают разнообразие культур, которые повлияли на вас в течение всей жизни. Это смесь культур Запада и Востока…

Эта уникальная смесь – особенность Балкан. В мире мало таких мест, где, как в Сербии или Боснии, вы чувствуете себя на перекрестке цивилизаций и где культуры Востока и Запада настолько повлияли на жизнь простых людей. В течение веков у нас сложилась своя идентичность, однако чертовски трудно определить ее точные границы. Могу сказать только, что эта особая смесь подпитывает мое режиссерское воображение и делает мои фильмы гораздо более живыми и динамичными, как мне кажется. Как и людей, которые там живут. Если бы этот регион был большой театральной сценой, его жителей можно было бы сравнить с братьями Маркс, играющими пьесы Шекспира.

Вы создали свою собственную мифологию Балкан, со своими персонажами, вмещающими в себя «больше, чем жизнь», цыганами, музыкой, свадьбами и похоронами. Это необходимо для Вашего творческого процесса?

Все, о чем Вы упомянули – это составные части жизни, и они образуют точку отсчета для всего, что я делаю. Недавно я перечитывал «Мост над Дриной», самый известный роман Иво Андрича. Он сам писал, используя максимальное количество элементов настоящей жизни. Гостиница, описанная в книге, действительно существовала, и большинство персонажей этой книги имеют реальных прототипов. Мне кажется, что творчество развивается на основе фотографии, а жизнь порой – это самая лучшая фотография, которая может стать источником вдохновения для кино, литературы, искусства.

Жизнь на Балканах – это еще и война…

Да, Балканы всегда были эпицентром противоречий между Западной и Восточной Европой и, в этом качестве, на свою беду – театром многочисленных войн, которые сделали из нас нацию с трагической судьбой. Как пишет Андрич, у нас война никогда не решает проблем, из-за которых она началась, а ставит новые вопросы, ведущие к новой войне.

В 90-е годы Вы противостояли войне на свой манер – сняли фильм «Андеграунд», имевший большой успех. Почему зрители почувствовали такую связь с этой историей?

Основной мотив «Андеграунда» – ситуация, в которой люди оказались запертыми в погребе, и на них выливается поток дезинформации, чтобы заставить поверить, что война еще не закончилась. Эта ситуация не так уж далека от действительности. Миром правит экономика войны, задача которой – придумывать новые войны. В то же время, существуют гуманитарные организации, говорящие о человечности, однако они получают деньги от тех же держав, которые финансируют войны! Те, кто дает уроки гуманистического поведения, затевают войны и выдают разрушения и бомбежки за действия по защите цивилизаций… Война, повторюсь, – это один из основных двигателей мировой экономики. Бывшая Югославия была очень крупным производителем вооружений, поскольку в 50-60-е годы ей разрешили изготавливать и продавать оружие ведущим войны странам из Движения неприсоединения, в частности, в Африке и в Азии. После краха коммунизма эта страна могла стать потенциальным поставщиком высокотехнологичного оружия и боеприпасов Ираку и Ирану и подпитывать войну между ними. Она начала мешать, ее нужно было уничтожить. Милошевич был лишь предлогом, однако подлинной причиной была ее военная и дипломатическая мощь.

После «Андеграунда» Вы стали участником группы балканского рока«No Smoking Orchestra». Почему Вы занялись музыкой?

Музыка «No Smoking Orchestra» направлена на то, чтобы лечить людей, она делает их сильнее и счастливее, жизнь для них становится проще. Я и сам это почувствовал, сразу после «Андеграунда», который был для меня очень серьезным и мрачным периодом. Я задался вопросом: «Какова цель искусства сегодня?» Искусство может и должно действовать как нечто вроде коллективной терапии, и у музыки это получается еще лучше, чем у кино. У этих двух видов искусства – одинаковая структура. Вместе с «No Smoking Orchestra» мы используем разные способы художественного самовыражения и соединяем между собой различные музыкальные жанры, это некий музыкальный перекресток в бурной вакхической атмосфере. Наша цель – довести зрителей до катарсиса, а он всегда был средством общения с публикой, еще со времен античности.

Вы часто говорите о том, что Вашим отцом в кинематографе был Феллини…

Он действительно повлиял на меня больше всего, однако я всегда придерживаюсь изобразительных методов Тарковского. На меня очень повлияло раннее советское кино – Довженко, Эйзенштейн, другие советские режиссеры. Благодаря им я нашел свой способ самовыражения и структурирования языка кино. Язык – это самое важное; вы должны найти свой собственный язык для общения с людьми. Я построил свой на основе того, как Феллини представлял себе кино и как российские режиссеры использовали камеру.

И при этом Вы смотрели «Амаркорд» три раза, и все три раза засыпали!

Ну да! На самом деле, я не должен был стать кинорежиссером. Все, чем я занимаюсь сегодня, пришло не из моей семьи, я учился сам, в одиночку. Когда я поехал учиться в «Famu», пражскую Академию исполнительских искусств, это произошло не потому, что я был хорошим учеником, а потому, что я не знал, чем себя занять. И очевидно, профессия режиссера была подходящим решением проблемы. Я был не из тех, кто проводит время в синематеке, пересматривая фильмы, чтобы подготовиться к экзаменам. Я наслаждался жизнью. В своей второй книге, которая в октябре будет опубликована в Сербии, я как раз рассказываю об этом периоде моей жизни, проведенном на улицах Сараево. Тогда я даже не мечтал о том, чтобы снимать кино.

Что вы думаете о современном кино? Где новые Бунюэли, Феллини, Бертолуччи?

Кино будет жить, пока существует Каннский кинофестиваль. Это место, где рождаются большие тенденции, которым подражают другие, крупный институт, представляющий фильмы со смыслом. Однако во всем доминирует кинорынок, а на этом рынке количество идет вразрез с качеством. Меняется также процесс съемок. Вы больше не можете снять фильм старой камерой. Это вопрос не стиля, а скорости. Сегодня очень просто снять фильм, однако кино для широкой публики душит человеческое измерение. Время от времени появляются хорошие фильмы, однако их представляют на фестивалях и зачастую они не выходят на широких киноэкранах. Само кино также изменилось. 90% того, на что сегодня ходят – глупо. А ведь у кино есть еще идеологическая миссия. Оно должно отражать основные вопросы существования – политические, исторические, культурные, и любые другие вопросы, которые встают перед нами, а в этих дурацких успешных фильмах уже нет даже героев. И если вы не едите гамбургеров, не любите видеоигр, не уважаете Голливуд, вас считают белой вороной, а это очень опасно.

Созданный Вами музыкальный и кинематографический фестиваль Кюстендорф, который проходит в Дрвенграде на протяжении последних шести лет, прославляет авторское кино. Это ваш ответ голливудской киноиндустрии?

Я никому не собираюсь отвечать. Просто я верю в качественное кино. Я хочу, чтобы молодые режиссеры воспользовались доброй атмосферой этого фестиваля и учились, планировали свою работу, искали идеи для своих будущих фильмов. Когда молодой режиссер приезжает на Каннский кинофестиваль, он чувствует себя в одиночестве посреди огромной машины. Нет времени на разговоры, встречи, общение. В Кюстендорфе я хотел создать место, где это было бы возможно.

Вы имеете в виду некое «семейное» место?

Семья – это легендарное место. Я верю в семью и ее будущее, хотя сейчас наблюдается несколько иная тенденция. Вопреки всему, что заставил ее пережить капитализм и посткапиталистический период…

rus.ruvr.ru