Эдуард фон Фальц-Фейн: 100 лет аристократа

Приятная новость пришла из Лихтенштейна: вчера своё столетие отметил барон Эдуард фон Фальц-Фейн. В связи с этим мы извлекли из архива публикацию, с встречи с автором которой у знаменитого аристократа пробудился особый интерес к Израилю. Да и автор человек не простой, знатный путешественник, журналист, член Союза писателей Израиля. Само собой, читая этот текст, делайте скидку на то, что написан он и впервые опубликован семь лет назад
Борис ЭСКИН. Фото автора

Среди представителей русской аристократии, которые, избежав большевистской расправы, успели уехать заграницу, ныне в живых – раз-два и обчелся. И это понятно: им должно быть сегодня, как минимум, под девяносто. Среди этих последних из могикан, пожалуй, самый известный – барон Эдуард фон Фальц-Фейн.

Потомок основателей знаменитого заповедника “Аскания- Нова” всю жизнь посвятил собиранию и возвращению на родину раритетов русской культуры и искусства.

Двадцать лет назад мне посчастливилось встретиться с Фальц-Фейном на даче его большого друга Юлиана Семенова в Крыму. Я делал тогда телевизионный цикл передач о знаменитом писателе, одну из программ полностью посвятил их совместным проектам. А недавно в Иерусалиме вышла книга очерков “Остановись, мгновенье!”, где есть новелла, посвященная той давнишней встрече.

В загадочном альпийском княжестве Лихтенштейн Эдуард Александрович прочитал эти очерки, прислал мне трогательное письмо с добрыми словами о книге. А потом последовало приглашение в Вадуц, столицу крохотного государства, затерянного в горах между Австрией и Швейцарией.

ВАДУЦ, “АСКАНИЯ-НОВА”

Из Берна позвонил Эдуарду Александровичу, сообщил, что путешествие наше с женой по Швейцарии окончено, готовы парочку дней провести в его очаровательном княжестве. В ответ – знакомый голос, с мягким грассированием и типичной интонацией европейца, разговаривающего на приличном русском:

– Очень замечательно! У меня послезавтра день рождения.

И дальше маленькое предупреждение:

– Только завтра с утра я не буду. Приехала из Монако дочь с мужем и внучкой, и они повезут меня в горы – давно не был…

14 сентября 2005 года русско-украинскому аристократу, гражданину Лихтенштейна, Эдуарду фон Фальц-Фейну исполнилось 93 года.

… И вот наш автобус из пограничного швейцарского городка Сарганс въезжает в долину, которая, собственно, и есть главная территория княжества. Теперь, узнав, какова же на самом деле площадь кукольного государства, с гордостью сообщаю всем, что наш малюсенький Израиль ровно в 99 раз больше Лихтенштейна!

Белые, желтые, голубые средневековые домики, перепоясанные, словно гренадерскими ремнями, деревянными стяжками. Остроголовые башенки над крышами с непременными флюгерами-птицами, флюгерами-корабликами, флюгерами-гномиками да стрелами амура. Кажется, что вот-вот из-за угла выскочит конный отряд крестоносцев в звонких латах, с пиками наперевес…

Наконец, появилась гора со столь знакомым по множеству рекламных открыток силуэтом княжеского замка, парящего над своими владениями. Малюсенькое государство некогда входило в Священную Римскую империю. С 1866 году Княжество стало независимым. В 1921 году принята Конституция, таким образом, строй в Лихтенштейне – конституционная монархия. Страна входит в Организацию Объединенных Наций, является членом Евросоюза.

Здесь разводят коров, коз и овец, выращивают картофель, овощи, пшеницу, виноград. И все же главный доход – от банковской деятельности. На территории Лихтенштейна тайну вкладов блюдут похлеще, чем в пресловутых сейфах-подвалах Женевы и Цюриха. Разумеется, немало приносит туризм. Экзотический уголок Европы посещают сотни тысяч людей. И, конечно же, увозят домой всевозможные сувениры, приобретенные в лавках и магазинах Вадуца, других городках княжества.

Когда согласно договоренности я позвонил Эдуарду Александровичу, чтоб выяснить, как добраться до его виллы, барон спросил, где мы сейчас находимся.

– Полагаю, в центре столицы – недалеко от почты!

– Очень хорошо. Зайди в мой сувенирный магазин – там все объяснят, где мой улица, где мой дом.

Я знал, что у Фальц-Фейна большая сеть сувенирных магазинов. Собственно, это – главная статья доходов барона. Знаменитого русского лихтенштейновца величают “королем сувениров”, многие из которых придумывает он сам.

Мы с женой тоже кое-что прикупили, а заодно получили исчерпывающую инструкцию, как проехать к дому номер 125 по улице Франца Иосифа. Впрочем, едва сели в такси и произнесли заветное слово “барон”, как водитель заулыбался, закивал головой и даже не взглянул на протянутую ему “объяснительную записку”.

Улица оказалась по существу лесной заасфальтированной дорогой, которая круто и петлеобразно забирается в гору. Вилла Эдуарда Александровича находится вблизи княжеского замка.

Рядом с воротами – табличка на английском: “ASKANIA NOVA”. Аскания-Нова в австрийских Альпах, в центре старушки Европы – просто фантасмагория!

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Мы сидим на веранде трехэтажной виллы, утопающей в сочной, пока что не порыжевшей, зелени.

– И ты действительно не знал, что у меня день рождения?

– Не знал. Поездку в Швейцарию мы с Ольгой задумали давно, даже билеты на самолет заказали. А тут – ваше приглашение…

– Как чудесно! Давай, буду знакомить… Это внучка Казимира. Уже невеста. Хорошая девочка! Правда, красавица?.. А Людмила – моя дочь от первого брака с англичанкой.

Историю его первой брачной эпопеи я знал давно, но интересно было услышать о ней от самого барона.

– После хорошей холостяцкой жизни меня угораздил (он с наслаждением гурмана смакует ядреное русское словечко – “угораздило”!) остановить свои глаза не на женщине, а на стране. Да, да – на ходячей Англии! Она была неписанная красавица, но помешана на всем английском. В конце концов, сбежала от меня в Америку с моим же другом, знаменитый английский писателем и редактор.

– А это мой зять, – продолжает барон, ¬- Кейц Веркале, он голландец по национальности. Его в Европе и в мире знают. В нашей семье первый скульптор. Я нежно люблю Кейца и преклоняюсь перед его талантом. Хороший мальчик!

“Хороший мальчик” скромно удаляется в другую комнату, дабы не запылать от пламенных комплиментов.

– Он для “Аскания-Нова” изготовлял бронзовая доска – профиль дяди Феди. На крылечке у меня копия висит, ты наверно заметили. И в заповедник на Украине – там главная мемориальная доска, зять подарил в музей… А еще вылепил лошадей Пржевальского, несколько штук, они как будто ведут между собой сражение – на дыбы встали…

При одном упоминании о легендарных монгольских мустангах у барона загораются глаза. По существу, в херсонской степи эти парнокопытные и были спасены для мира Фридрихом Фальц-Файном, “дядей Федей”. На гербе владельцев Аскании-Нова запечатлена голова лошади Пржевальского.

– У вас когда самолет обратно?

– Завтра.

– Надо же, как все вместе сошлось! Такие чудесные совпадения.

– Есть еще одно совпадение…

Я вынимаю две больших фотографии, одна из которых напечатана в моей последней книжке.

– Вот это вы, Юлиан Семенов и я. Снимок сделан ровно двадцать лет назад, в августе 85-го в Крыму, в Мухалатке.

– Двадцать лет прошло! Словно вчера… Какие мы были молодые!..

Я улыбаюсь про себя. Как говаривал Альберт Эйнштейн, “все относительно”: Юлиану тогда было 54 года, а барону – 73!

Они по-настоящему дружили. Вместе занимались поиском Янтарной комнаты, добились перезахоронения на Новодевичьем кладбище останков Шаляпина, основали комитет “За честное отношение к предметам русского искусства, оказавшимся на западе”. В состав Комитета кроме Семенова и Фальц-Фейна входили Марк Шагал, Жорж Сименон, Джеймс Олдридж.

– Эдуард Александрович, во-первых, спасибо за теплый отзыв о моей книге, а во-вторых – за то, что так быстро откликнулись.

– Хороший мальчик, хорошо воспитан! – весело похваливает себя хозяин.

В СТЕПИ ПОД ХЕРСОНОМ

– На день рождения принято поминать родителей, дедушку-бабушку. Давайте повспоминаем! Согласны?

– Согласен. Я буду повспоминать, а вы меня – останавливать, а то двух дней рождения не хватит!..

Он устраивается поудобнее в кресле, смотрит на Ольгу и галантно изрекает:

– Тогда начинать буду с женщин. С бабушки Софьи Богдановны. Она у нас была главная в семье Фальц-Фейн… Ты же знаешь, что первый колонист Фейн приехал в степь Малороссия еще при Екатерине Великой, которая немецкий принцесса Анхальт-Цербская…

– Мой бабушка оказалась крепкий хозяин. Построила на Днепре порт Хорлы и вывозила продукцию своих поместий на собственном пароходе “Софья” в Черный море, во все стороны и за границу. Она была большой и красивой, и называли её София Великая. Держала дружеские отношения с Лев Толстой, Федор Достоевский, была на короткой ноге с художник Айвазовский. Слухи говорят, что он влюбился в мой бабушка…

В семнадцатом году мародеры-красноармейцы закололи её штыками.

У Софьи Богдановны Фальц-Фейн было семеро детей: одна дочь и шестеро сыновей. Старший – Фридрих, на год младше – Александр, отец нашего барона Эдуарда Александровича.

Слава и величие уникального украинского заповедника связана с именем Фридриха Фальц-Фейна, “дяди Феди”, как называет его хозяин альпийской виллы “Аскании-Нова”.

– Он разводил племенной скот, создавал новый порода овец. И было их видимо-невидимо…

Шерсть, которую привозил на всемирные выставки Фридрих Эдуардович, неизменно получала золотые медали за качество. Она потеснила на мировых рынках таких признанных авторитетов овцеводства, как Англия и Германия.

– Но самое главное, что сделал дядя Федя в жизни, – барон выдерживает выразительную паузу, – он придумал создать первый в Россия заповедник животных!

Со всего мира в Асканию-Нова свозили диковинных особей: муфлонов, антилопу-сайгу, джейранов, серн, оленей, косуль, зебр, кенгуру, бизонов, страусов, фламинго. Но, конечно, особая гордость “дяди Феди” – табун диких лошадей Пржевальского.

Эти редчайшие непарнокопытные, обитающие в монгольской пустыне Гоби, невысокие, с массивной тяжелой головой, рыжеватого окраса и темной полосой посреди спины, – впервые увидел и описал знаменитый русский путешественник Николай Пржевальский. Их и в Монголии к тому времени оставалось раз-два.и обчелся.

– По просьбе дяди Феди один немец-исследователь отловил несколько жеребят и кобылок, и привез их в Аскания-Нова. Они впервые размножались в неволе. Значит, им у Фальц-Фейнов хорошо жилось!

Смеется. Продолжает рассказ о семье.

– Папа мой был очень талантливый музыкант, сочинял много произведений для фортепиано. Но и помещик был способный. Превратил наши Михайловку и Гавриловку на Днепре, где я родился, в страшно доходные и замечательно красивые имения. Он часто ездил по загранице, особенно в Германии, там имел много друзей…

Частенько наведывался Александр Эдуардович и в Ниццу, где высмотрел для своей семьи роскошный дом. Причем, покупка эта была с дальним прицелом. Как рассказывает барон, отец после неудавшейся революции 1905 года проницательно заметил: “Пока неудавшейся! Пройдет время – переворот удастся”.

Словом, заблаговременно позаботился о тылах. Недвижимость во всемирно известном французском морском курорте ох как кстати придется потом, после бегства из взорвавшейся России.

– Конечно, папа был большой сердцеед, – продолжает семейную сагу барон. – В первом браке родился сын, тоже Александр, мой старший сводный брат. Еще когда учился на кадета, он сделал планер и поднимался в воздух…

Пройдут годы и Александра Фальц-Фейна-младшего назовут пионером русского воздухоплавания. Он испытывал первые аэропланы Туполева, с которым, к слову, учился в одной школе. Участвовал в Первой мировой войне, получил высшую награду за храбрость – Георгиевский крест.

– Второй раз папа женился на моей маме. Он повстречался с ней в Петербург. Она была такой неописуемой красоты, что ни в сказке сказать, ни пером описать. Папа влюбился в тот же мгновение, как увидел, и как она улыбнулась ему в ответ.

То была юная Вера Епанчина.

ПОТОМОК РОССИЙСКИХ АДМИРАЛОВ

Мама барона – из древнего русского рода. Епанчины одного происхождения с Романовыми, Шереметьевыми, Колычевыми и другими аристократическими династиями. С приходом Петра Великого фамилия Епанчиных все чаще появляется среди причастных к морскому делу. Три представителя рода достигли высшего морского звания, став полными адмиралами.

Братья Николай и Иван Епанчины в молодости принимали участие в легендарной Наваринской битве. Их парусники сражались бок о бок с флагманским кораблем “Азов”, которым командовал будущий великий адмирал и прославленный мореплаватель Михаил Петрович Лазарев.

Третий адмирал в роду Епанчиных – прадед лихтенштейновского барона Алексей Павлович много лет служил директором Морского кадетского корпуса, одного из самых привилегированных военных учебных заведений империи.

Но на Алексее Павловиче морская линия рода Епанчиных обрывается. Сын адмирала – Николай, дедушка барона Фальц-Фейна по материнской линии, стал сухопутным офицером. В двадцатилетнем возрасте участвовал в освободительном походе генерала Скобелева, отличился при штурме Плевны. В 1914 году, во время Восточно-прусской операции генерал командовал армейским корпусом. Разгромил кайзеровские войска в сражении при городке Гумбиннен.

– Немцы почти дошли до Париж, и если б не русский войско, кайзер маршировал под Триумфальной арка. Маршал Франции Жоффр сказал, что мой дедушка спас его страну. Дедушку наградили орденом Почетный легион.

Генерал от инфантерии Николай Алексеевич Епанчин был директором Пажеского корпуса – знаменитого учебного заведения для детей высшей дворянской знати, ныне Суворовское училище. Одновременно состоял профессором Генерального штаба по кафедре военного искусства.

– Когда мы заграницей оказались, мы же все жили вместе – дедушка, бабушка, мама, я и дядя. И дедушка был мой учитель – иностранных языков, русского языка и русской литературы, русской истории и всего другого… От дедушка я впервые услышал историю Суворова. Дед очень любил Суворов, в Петербурге он был член Суворовского общества. Занимался организовать музей полководца. Рисовал мне схемы сражений генералиссимуса, и особенно его Швейцарский поход – как Александр Васильевич прогнал оттуда француза. Швейцарцы до сих пор ему благодарны…

В год столетия знаменитого Альпийского похода в скале у Чертова Моста высекут 28-метровый крест в память о Суворове и его доблестных сподвижниках. В 94-м, в швейцарском местечке Гларис, что километрах в двадцати от Вадуца, Фальц-Фейн открыл музей великого русского полководца. Несколько лет назад на Сен-Готардском перевале установили прекрасную конную статую героя – и тоже не без финансовой поддержки Эдуарда Александровича.

– Когда я окончательно поселился в Лихтенштейн, – говорит Эдуард Александрович, – все знали Чертов мост и Сен-Готард, и все передвижения генералиссимуса по Швейцарии, но никто не знал, что возвращаясь домой, Александр Васильевич останавливался рядом с Вадуц!

Взахлеб рассказывает барон о своем многолетнем поиске, связанном с пребыванием русского полководца в Лихтенштейне. Сегодня на военно-исторических картах, во многом благодаря усилиям Фальц-Фейна, четко обозначен путь Суворова из Швейцарии в Австрию через крохотное альпийское княжество.

Многие европейские туристические маршруты повернули в Лихтенштейн, чтобы побывать в “суворовском домике”. Княжество благодарно Фальц-Фейну за это, а Эдуард Александрович не устает благодарить добрых хозяев за приют, за любовь, за признание.

РОМАН С ЛИХТЕНШТЕЙНОМ

Эдуард покинул Россию в пятилетнем возрасте. А увидел её вновь лишь спустя 63 года. Однажды он скажет: “Эмигранты всегда несчастливы. Но и несчастлив народ, который они покидают”. Увы, советский народ начал это осознавать с огромным запозданием.

Судьба дворянского клана Фальц-Фейнов и Епанчиных типична для русской эмиграции.

– Сначала умер отец от разрыва сердца, следом – дядя Федя. В отличие от дедушка и бабушка, мама переносила разлуку как тяжелая болезнь…

Тысячу раз спасибо покойному отцу Эдуарда за то, что в девятьсот пятом купил в Ницце “хороший домик”. Эта недвижимость в конечном итоге и выручила семью. Мама продала шикарную виллу и денег хватило на образование Эдуарда до той поры, пока он не начал зарабатывать самостоятельно. Вера Николаевна настояла на том, чтобы после окончания лицея, сын поступил в сельскохозяйственный институт. Она продолжала надеяться, что в России вот-вот все изменится, они вернутся в Аскания-Нова и Эдуард продолжит традицию Фальц-Фейнов – будет заниматься животноводством и земледелием.

В институте он неожиданно увлекся спортом (со временем даже завоевал звание чемпиона Франции по велогонкам!) и… спортивной журналистикой. Бакалавр сельскохозяйственного производства становится популярнейшим парижским репортером.

– Эдуард Александрович, похоже, пора перейти к вашему роману с Лихтенштейном! Как это случилось: “любовь с первого взгляда” или “брак по расчету”?

Он улыбается, едва заметной улыбкой.

– Хороший вопрос. Наверно, и то, и другое… Нас ведь никто не хотел принимать, русских эмигрантов. И мы не знали куда деваться, мы были бесподанные… И тогда мама вспомнила, что наша семья была знакома с князем Лихтенштейна…

Знакомы они были по Петербургу, по тем временам, когда владелец замка в Вадуце Франц-Иосиф являлся австро-венгерским послом в России. Близко сошелся с дедушкой, Николаем Алексеевичем Епанчиным.

– И мы с мамой пришли к воротам княжеского дворца. Он принял нас хорошо, сказал, что готов помочь… Он денег дал. Взаймы. Понимаешь, не банк, который мне, нищему, не поверил, а Князь государства дал деньги! Это чудесно: не побоялся ссудить определенную сумму, чтоб я сам развернулся и сделал свой бизнес. Я крепко взял голову в руки и придумал дело, которым до сегодня занимаюсь: туризм, сувениры, магазины повсюду – и здесь, и в Швейцария, и во всей Европа, Азия, Америка…

– Но все-таки, как решился вопрос с гражданством?

– Очень просто! Что не положено быстро по закону, то Князь может сделать по просьбе своих подданных… Он нашел деревушку, где не было фонтана для водопой, когда коровы возвращаются с горных пастбищ. И подсказал мне построить за свои деньги красивый фонтан, а жители за это уговорили Его Светлость дать мне новый лихтенштейнский паспорт!

– А как русский дворянин стал лихтенштейновским бароном?

– Замечательный вопрос. Объясняю. Ты знаешь, что дворянство мы получили лично от царя за заслуги перед государством, когда Николай II приехал к нам, в Аскания-Нова. За то, что мы устроили чудеса в мире – самый большой зоологический сад Европа. И заработали право на свой герб. Когда я представил все документы дворянина российского, Князь Лихтенштейна присвоили мне титул барона: и за фонтан, и за Суворова, и за сувениры мои, и за дедушку-генерала, и… – с самой серьезной миной хозяин виллы добавляет: – За то, что я очень послушный мальчик!

”ДА НЕ ОСКУДЕЕТ РУКА ДАЮЩЕГО…”

На вилле богатейшая коллекция картин и уникальных предметов искусства. Но это малая толика в сравнении с тем, что могло быть: и Репин, и Айвазовский, и Коровин, и Ларионов, и Бенуа, и многие, многие другие блистательные мастера, чьи работы Фальц-Фейн приобретал на разных аукционах и распродажах по всему миру, отдавая порой немыслимые деньги, чтобы потом… вернуть их России.

– Например, в Воронцовский-Дашковский дворец я подарил Григорий Потемкин!…

Парадный портрет прославленного фаворита Екатерины, работы Дмитрия Левицкого, исчез из Алупки еще в семнадцатом году. Эдуард Александрович обнаружил холст в загашниках одного антиквара в Америке.

– Вот теперь они опять вместе – Екатерина и Григорий, смотрят со стены на тепленькое Черное море!

А в нескольких километров от Воронцовского музея, в бывшем царском дворце в Ливадии висит еще один подарок барона: великолепный образец восточного ткацкого искусства – ковер, который персидский шах преподнес Николаю II на 300-летие дома Романовых.

– Не жалко отдавать такие уникальные и, чего лукавить, очень дорогие вещи?

– “Да не оскудеет рука дающего…” – написано в Библия. Это моя одиннадцатая заповедь! Я счастлив, что столько зарабатываю в круглосуточный труд, что могу помогать для Россия…

Знаете, в устах старого, красивого человека, которому завтра исполнится девяносто три, эта фраза прозвучала ни капельки не выспренней, ни на йоту не парадной.

– Насколько я понимаю, ваша филантропическая деятельность началась с передачи Киеву библиотеки великого танцовщика Сержа Лифаря?

– Да, Серж был мой большой товарищ. Часто приезжал ко мне в Вадуц. Мы с ним земляки: он же, как я, украинец!..

(В скобках замечу: по матери – безоговорочно, а вот по отцу – коллежскому асессору Михаилу Яковлевичу Лифарю, конечно, крещенному, но…словом – сомнительно!.. Однако что абсолютно достоверно: Сергей родился в украинской столице. И на могиле великого мастера сцены, похороненного на кладбище Сент-Женевье-де-Буа начертано просто и лаконично: “Серж Лифарь из Киева”)

– Когда Серж перестал выступать и ставить балет, и денег не хватало, начал по маленькому продавать свой уникальный коллекция… В общем, я библиотеку, который Дягилев дал ему в наследство, вместе с письмами Александра Пушкина купил за 100 тысяч долларов. Хранил их 25 лет, а потом весь архив передал Украинской академии наук.

Конечно, особое статья благотворительной деятельности Фальц-Фейна – заповедник Аскания-Нова. Сюжет трогательный и даже – авантюрный!

Например, однажды на реставрацию родной усадьбы барон привез – как в крутом кинобоевике! – наличными, в обычном чемодане, сто тысяч долларов! Торопился, думал, это подстегнет строителей…

– Очень получилось красиво с Пажеский корпус – дедушка похвалил бы меня: “Хороший мальчик!”

Он в полном смысле слова взял шефство над Суворовским училищем, помогает создать там музей. Но главной заботой потомка Епанчиных стало восстановление Мальтийской капеллы бывшего Пажеского корпуса.

– Там, слава Богу, в семнадцатом году сделали библиотека, а не конюшня. И, значит, стены и все такое сохранилось. Но, конечно, иконы, иконостас – куда-то девались… Я сказал: “В память моего дедушки, хочу привести все в порядок”. На 300-летие Санкт-Петербург открыли церковь… Это мой очень большой радость!

Вот и соединилась воедино “времен связующая нить”: увековечение памяти Суворова в далеком Лихтенштейне – шефство над Суворовским училищем в Питере – восстановление церкви Пажеского корпуса, построенной дедом, генералом Епанчиным, одним из основателей Суворовского общества – музей императорских пажей…

– А вот, что я имел прямое отношение к захоронению царских останков, ты знал?

Догадывался, конечно. Особенно после того, как по Российскому ТВ, уже в Израиле, посмотрел траурно-торжественную церемонию перезахоронения, и рядом с князем Романовым увидел знакомую фигуру все такого же подтянутого и красивого барона Фальц-Фейна. Но, честно говоря, не предполагал, что роль Эдуарда Александровича во всей этой истории столь велика.

А ведь все началось с документов, которые барон обнаружил еще в семидесятые годы, частично опубликовал, а впоследствии и передал их России. То были протокольные записи известного юриста Николая Соколова, который по просьбе адмирала Колчака в 1919 году, когда Екатеринбург вновь отвоевала Белая армия, провел расследование расстрела царской семьи.

Летом 1979 года Свердловский геолог Александр Авдонин и киносценарист Гелий Рябов вскрыли могильник, местоположение которого определили на основе отчетов Николая Соколова, и извлекли из захоронения три черепа и несколько других костей.

С этой находки все и завертелось…

Вижу, как Эдуард Александрович вновь внимательно всматривается в снимок, где ему, да и мне, на целых двадцать лет меньше. Вот только Юлиану все те же пятьдесят четыре…

– Эдуард Александрович, кроме многих других совместных дел, с дорогим моему сердцу Юлианом Семеновым вас связывали многие годы совместного поиска легендарной Янтарной комнаты. Не обидно, что её так и не удалось обнаружить?

– Во-первых, дорогому и моему сердцу! Юлиан много раз бывал в Вадуц, сидел здесь, на веранда, вот где ты сейчас сидишь. А во-вторых: человек должен уметь смириться с потерями и с тем, что не все всегда получается, как хочешь, и что все в мире конечно… – неожиданно в спокойной философской, но и все же немножко грустной манере начинает свой ответ барон.

– Бедный Юлиан так и умер с верой, что я когда-нибудь найду Янтарное сокровище…

Когда специалисты окончательно убедились, что дальнейшие поиски бессмысленны, было принято решение заново восстановить царскосельское чудо по сохранившимся чертежам, фотографиям, рисункам. Российская Дума даже обязала правительство выделить деньги на закупку янтаря за рубежом, потому что собственных запасов необходимого качества явно не хватало.

И тут не обошлось без поддержки барона: он помогал закупать высококлассный янтарь, и вообще, неоднократно спасал проект от закрытия

– Столько раз работа останавливалась. “Нет денег на зарплату реставраторам!” – звонит директор музей “Царское село”. На тебе деньги – и продолжай работать! Потом я присылал из Швейцария особый шлифовальный станки – их только тут делают, и особый сверла…

Десять лет продолжалось возрождение Янтарной комнаты. И к юбилею Санкт-Петербурга уникальное творение зодчих, художников, резчиков, мастеров многих других художественных профессий было открыто. В числе почетных гостей на торжество пригласили из Лихтенштейна и барона Эдуарда Александровича Фальц-Фейна.

– Меня российские власть награждали: орден Дружбы народов и орден Почета. А патриарх Алексий II вручил православный орден Преподобного Сергея Радонежского. За то, что я принимал участие в строительстве храм Христа Спасителя в Москве и другие церкви восстанавливал…

СЧАСТЛИВЫЙ ЧЕЛОВЕК

.В уютной столовой накрыт старинный стол с посудой, про которую, кроме как “музейная”, не скажешь. Стол для завтрашней трапезы на четыре персоны: именинник, дочь с мужем и внучка Казимира. Барон не любит больших пиршеств, и обычно на свой день рождения уезжал к Людмиле и Кейцу в Монако. Однако на этот раз пригласил их к себе.

– Ноженьки стали плохо ходить. Вот и приехали дети в мой резиденция в полном составе – вместе с собачкой…

Пока мы беседовали на уютной веранде, утопающей в цветах, пришла по факсу телеграмма из Москвы, от Генерального директора ИТАР-ТАСС Виталия Игнатенко. Сегодня и завтра таких поздравительных писем и телеграмм будет много. Из разных стран. Но больше всего, конечно, из России и Украины…

– А многие побывали у меня здесь, в лихтенштейновской “Аскания-Нова” – барон начинает загибать пальцы, но пальцев явно не хватает: – Евгений Примаков, когда был министр иностранных дел, премьер-министр Россия Виктор Степанович Черномырдин – он мне вот здесь, за этим столом вручил орден Дружбы народов, потом – бывший глава Правительства Николай Рыжков, потом – прямой потомок царя, князь Николай Романов, ну, конечно, Юлиан Семенов… Наконец… – тут он делает передышку, – на мой рояль играл сам Святослав Рихтер. В той гостиная звучали в исполнения великий пианист мазурки и вальсы моего папа Александр Фальц-Фейн!

– Вы ждете завтра официального представителя Киева?

– Да, приедет из Берна украинский посол. Вернее, исполняющая обязанности, замечательно красивая женщина – там еще нового постоянного представителя Ющенко не назначили. И русский посол в Швейцария Черкашин тоже приедет. Они оба меня обожают, но, скажу по секрету, я так хитро придумал…, – вдруг глаза барона становятся по-детски заговорщицкими, – чтоб они не встречались, будет так. Утром я повешу украинский флаг с трезубцем, красавица из посольства приедет в одиннадцать вручить от своего Президента официальный грамота. Потом быстренько сниму желто-блакитный знамя и повешу триколор российский. После обеда приедет из Берна Черкашин. Вот видишь, какой я хитрый мальчик!

“Хитрый мальчик” выглядит искренне счастливым человеком, хотя в его годы это, наверно не так-то просто.

– Проснуться утром и ощутить, что ты жив – разве это не счастье?! Но все равно приходит время умирать. И ко мне скоро придет, хотя мой материнский род – долгожители.

И впрямь Епанчины – кряжистая ветвь! Девяносто лет прожил адмирал-прадед, почти столько же – дед, генерал от инфантерии, маме Вере Николаевне было за 93…

– Я похоронил мамочка на русском кладбище в Ницце, где лежат дедушка, бабушка, сестра моя… Когда попадете в Ниццу, там чудное русское кладбище. Там – все знаменитые имена России, которые руководили страной, которые были её гордость. Часть русской эмиграции похоронена около Парижа, в Сент-Женевье-де Буа, часть в – Ницце…

И разговор неожиданно (а, может, как раз естественно, что в день рождения: рождение и смерть – два полюса одного магнита!) заходит разговор о вечности души и бренности тела…

– У меня, на кладбище в Ницца есть место рядом с мама и дедушкой. Я там все уже устроил. Да, да, надгробную плиту поставил, даже написал по-русски свой имя и когда родился, оставил только пусто, когда я умираю. Так что дочке, – он нежно смотрит на Людмилу, – останется написать цифра, когда папочки не стало.

Именинник вдруг беспечально смеется:

– Здорово я придумал? Когда люди сейчас ходят на это кладбище, они удивляются, что я написал сам себе надгробие. А чтоб помочь дочери, потому что она по- русски ни слова!

И вдруг с той же веселой интонацией:

– Ты только не подумай, что я уже туда собрался. Скажу по секрету: у меня здесь еще много дел и много планов!

– Спасибо, что доверили такой чудесный секрет!

Это тот случай, когда глупо изрекать лицемерно-утешительные тирады, типа “Да вы еще хоть куда!..” Лучше под конец разговора – о чем-нибудь повеселее!

– Эдуард Александрович, раз уж заговорили о секретах, то есть предложение. Я этот материал о встрече с вами собираюсь предложить газете, очень популярной в Израиле, – она называет “Секрет”. Так и быть, откройте читателям “Секрета” свой самый большой секрет!

Он многозначительно косит на меня глаз, в котором заиграли молодые чертики.

– Ну, конечно, ты ждешь что-нибудь про женщин от прожженный Казанова, так? Угадал? Нет, Борис, секрет с женщиной мужчина не должен разглашать никогда! Даже твой замечательный газета “Секрет” свои любовные секреты открыть не буду. Я ведь хороший мальчик! А про жен ты знаешь – и про маму Людмилы, англичанку, и про вторую… Что не знаешь? Второй брак тоже неудачно. Она была королева красоты, манекенщица. Но, оказалось, наркоманка. Однажды переборщила с порошком и не проснулась утром… После этот фиаско я больше не женился. Казанова подписал зарок! Но…,- тут он делает загадочную паузу и торжественно объявляет: – Один секрет для “Секрет” я открою.

И неожиданно задает странный вопрос:

– Как ты знаешь меня зовут – Эдуар? Но по церковному – совсем не Эдуард!

И он рассказывает на закуску мало кому известную историю о то, что барон Эдуард Александрович на самом деле не Эдуар, а…

– Когда умер отец, мы с сестрой продолжали ходить в лютеранский кирха, а мама в церковь русскую. Но потом в один прекрасный день я сказал мамочке: хочу пойти с тобой молиться, мне почему-то в местном лютеранском храме неуютно, чужой он… Она так была рада, плакала от счастья и целовала… Когда мне стукнул одиннадцать, я стал первый православный в род Фальц-Фейн. Но батюшка в церкви вдруг говорит: “У нас нет такой имя – Эдуард”. Надо взять русский имя!” И стали они с мамой перебирать. И придумали, что лучше, чем древний Олег – князь Олег и Ольга! – ничего не придумаешь. Так вот стало у меня два имени, и в родословной нашей пишется: Эдуар Олег Фальц-Фейн.

– А вообще, конечно, самый большой секрет моей жизни – что я никогда не сомневался в свой родной народ: ни в русский, ни в украинский. Чтобы с ним не случилось, как бы его не принижали, ни уничтожали. Надеюсь, кому-кому, но еврейский нация это чувство понятно, как никакой другой…

ЭПИЛОГ ПОД ГУЛ АЭРОПОРТА

В Цюрихском аэропорту, маясь, что с дуру явились слишком рано, зашли в одно из сотен кафешек, убить время. Сидим, поглядывая на летное поле за десятиметровыми стеклами безразмерного здания, вспоминая блаженное путешествие по стране тишины и покоя, бело-сизых гор и анилиново-изумрудных долин. И тут слышим фразу по-русски:

– А где вы живете в Израиле?

Красивый немолодой мужчина за соседним столиком. Большие, притемненные очки, стриженные белые усы и бородка. В черной одежде священника.

– Живем в Нацерет-Илите. Это, так сказать, Верхний Назарет…

– Знаю, бывал и в Иерусалиме, и, конечно, в Назарете!

В общем, слово за слово, завязался разговор. Он – серб по национальность, отсюда такой хороший русский. Отец Семен живет во Франции, недавно ушел на пенсию. А прежде много лет служил в… Ницце, был священником православного Свято-Николаевского собора, и не счесть сколько раз отпевал в своем храме тех, кому предстояло упокоиться на русском кладбище – на том самом, где “забронировал” себе место барон Эдуард Фальц-Фейн!

Мир не просто тесен – он воистину неделим.

Наш самолет взлетал в девять вечера. Там, в альпийских горах Лихтенштейна уже стемнело. И за старинным столом в гостиной, увешанной уникальными полотнами, уставленной бесценными раритетами, Людмила и её знаменитый Кейц Веркале с внучкой Казимирой подняли бокалы шампанского за своего дорого отца, дедушку, тестя. За его здоровье, за долгие-долгие годы радости, которые он еще принесет детям, близким, друзьям, тысячам и тысячам людей.

А именинник, дабы – упаси Господи! – не прослезиться, скажет, посмеиваясь:

– Хороший мальчик!

Швейцария-Лихтенштейн-Израиль
Еженедельник “Секрет”
isrageo.wordpress.com