ЧП на скотобойне

Москву, СПб и Екатеринбург потряс ряд исчезновений спецов пиара, знатоков чистых, а также грязных политтехнологий. Всё было бы хорошо, ничего нового… Однако, когда бесследно исчез самый матёрый политтехнолог нашего времени Василий Суворов, об этом зашептались даже в Кремле.

— Петя, — гортанно произнес сыщик Рябов, — если так и пойдет, то следующие всенародные выборы начисто будут лишены рекламы.

— Может это и к лучшему… — я, акушер второго разряда, Петр Кусков с оттягом харкнул в окно.

Там, на мрачной кирпичной стене, болтались вылинявшие обрывки политических плакатов. Все что осталось от недавно еще вулканически бушующих выборов.

Рябов вплотную подошел ко мне, стиснув мое предплечье, резко спросил:

— Петя, вы давали клятву Гиппократа?

— Допустим…

— Так пропали же люди!

— Пиарщики-то?!

— Все равно люди. Всех жалко!

Слова сыщика показались мне не лишенными смысла.

Тут в нашу комнату, насквозь разбив оконное стекло, влетел камень. Он был завернут в бумагу.

Я развернул манускрипт.

«Встретимся в полночь на скотобойне Черкизовского мясокомбината», — хорошо поставленным голосом прочел я записку.

— А подпись? — сверкнул стальными зрачками Рябов.

— Позвольте? Что за чушь?! Подпись — «Кукла Барби».

Инспектор выхватил у меня цидулку, тут же сунул ее в нагрудный карман защитного френча.

— Петя, мы выступаем! Нельзя терять и минуту.

— Инспектор… На сегодня у меня другие планы. Я хотел принять ванну. Подстричь усики. К тому же, я тяжело переношу вид разделанных мясных туш.

Не дослушав меня, Рябов перещелкнул затвор именного браунинга, выскочил в дверь.

2.

На скотобойне мне не понравилось.

Огромные котлы, с чем-то зловонным, булькали.

Повсюду на железных крюках висели синеватые туши.

Я взглянул на фосфоресцирующие часы «Победа».

— Рябов, — сказал я мягко и убедительно. — Время уже недетское. Пора возвращаться домой.

И тут из-за одного булькающего чана, не спеша, вышла кукла Барби.

И какой рост?!

Выше человеческого… Гораздо!

«Переодетый легендарный баскетболист Майкл Джордан», — молнией мелькнуло в моей голове.

Да куда там отставнику Джордану?!

Кукла оказалась гораздо выше и полна агрессивных, явно не баскетбольных планов.

Она сняла с одного из крюков тушу барана, внезапно кинула в нас.

— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной! — произнесла механически.

Я выхватил из кармана походный скальпель, матово сверкнувший под люминесцентными лампами скотобойни, сурово двинулся на игрушку.

Рябов отеческим тоном остановил меня:

— Спокойно, Петя! Будем брать куклу живой.

Увидев мой скальпель, Барби рванула за чаны с варевом.

Мы за ней.

Пронеслись по цеху разделке свиней, цех бараний, цех по разделке индюков, вбежали еще в какой-то неведомый цех, и… оцепенели.

В помещении на крюках висели полулюди, полубараны. У кого-то была баранья голова и человечьи конечности. У кого наоборот… То есть, голова хомо сапиенса, а ноги-руки скотские.

— Помогите! Help! — кричали эти жертвы. — SOS!

Барби замерла. Нажала на своей спине потайную кнопку и, вдруг, стала на глазах расти.

Три… Четыре метра…

Это уж точно не Майкл Джордан. Куда там ему, бедолаге?!

Башка куклы замаячила под самой крышей, глумливо глядя сквозь туман мясных испарений.

— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной! — пробасила куколка.

Барби схватила чан со смрадной жидкостью и окатила нас с Рябовым с головы до ног.

Сыщик, этот утонченный эстет и педант, не выдержал. Он вырвал из потайной кобуры браунинг, и с одного выстрела разрывной пулей разнес пластмассовый черепок куколки.

3.

Подошли к поверженному колоссу.

— Я — кукла Барби! Поиграйте со мной… — просипела игрушка.

— Чем она говорит? — похолодел я, акушер второго разряда, Петр Кусков.

— А вот чем…

Рябов мускулистым рывком перевернул вражью куклу, разорвал ей на спине платье, выковырнул походным ножом огромную, размером с банку тушенки, пищалку.

Сыщик нажал на неё указательным пальцем.

— Я — кукла Барби… Поиграйте со мной… — загнусила гадина.

— Ну, уж нет! — усмехнулся Рябов, подбросил пищалку, с одного выстрела раздробил ее вдребезги.

Тут началось невообразимое.

Туши на крюках зашевелились.

И не только!

Баранья шерсть слезала клоками. Отпадали хвосты.

Через пять минут мы были окружены плотной толпой наших соотечественников.

— Кто вы? Как сюда попали? — пролепетал я посиневшими губами.

Толпу властно раздвинул мужчина средних лет, с сивой бородкой, весьма мне знакомой по зомбоящику.

— Мы — пиарщики! Мастера чистых и грязных политтехнологий! — ответил бородач. — Я — матерый политтехнолог, инженер предвыборных душ, Василий Суворов.

4.

— Здравствуйте, господин Суворов! — мы с сыщиком уважительно склонили свои, уже начинающие седеть, головы.

Суворов ткнул носком ботинка из крокодиловой кожи в бренные останки Барби:

— Сия куколка закинута нам со спутника-шпиона.

— Китайцами?! — не удержался я, Петр Кусков.

— Почему китайцами? — нахмурился Суворов. — ЦРУ, конечно.

— Чего ради?

— Месть за неудачные президентские выборы…

— Спасибо за освобождение! — дружно прокатилось под сводами скотобойни.

Мы оглянулись с Рябовым.

Невероятно!

Нас обступили тысячи блистательных виртуозов пера. Еще минуту назад они были баранами, быками, индюками и даже пресловутыми курами. А вот гляди-ка! Очеловечились…

Некоторые из них стряхивали с кашемировых пиджаков баранью шерсть, а кое-кто скидывал с бабочек, осыпанных бриллиантовой крошкой, куриные пух и перо.

— Все политтехнологи? — прерывающимся голосом вопросил я, акушер Кусков.

— Да! — склонил свою живописную голову Василий Суворов. — Спаслись далеко не все… Кого-то наш электорат проглотил в виде колбасы, молочных сосисок или даже копченых сарделек.

— Инспектор Рябов, — проникновенно обратился я к своему другу и наставнику. — Вот ещё один повод стать вегетарианцем.

— И дарить детям, — подхватил мысль Рябов, — вместо кукол Барби хохломские глиняные свистульки и расписные матрешки из Гжели.

— На этот раз почти все обошлось, — подытожил я. — Больше это не повторится.

— Не обольщайтесь… — строго скосился на меня Василий Суворов. — На следующие выборы Госдеп завернет нам еще поганку.