Чем опасен новый политический пожар в Таджикистане?

В Центральной Азии снова «полыхнуло». На этот раз тревожные новости пришли из Горно-Бадахшанской автономной области Таджикистана. Эту высокогорную территорию называют «Крышей мира». Она связывает в единый узел пути в Китай и Афганистан. И пожар на этой стратегически важной «крыше» может быть опасен не только для среднеазиатского дома. После нескольких дней военной операции в Горном Бадахшане появилась информация о том, что центральная власть добилась успехов, а президент Эмомали Рахмонов даже собирается на юбилейные торжества, посвященные созданию автономной области. Однако победные реляции таджикских чиновников и военных напоминают рапорты врачей о сбитой температуре. А тем временем пациент еще очень далеко от выздоровления.

Ситуация в Таджикистане, отдаленном от Европы, намного реже оказывается в фокусе внимания международных СМИ — по сравнению с Грузией, конфликтами вокруг Нагорного Карабаха или Приднестровья. Между тем, потенциал напряженности этого среднеазиатского государства никак не меньше, чем во всех евразийских очагах нестабильности, отмеченных выше. Двадцать лет назад Таджикистан был ввергнут в пятилетнюю гражданскую войну, имевшую для страны катастрофические последствия. Это противостояние унесло жизни 100-150 тыс. человек, что почти в 5 раз больше, чем число жертв нагорно-карабахского конфликта. По данным фонда «Умед» эта цифра еще выше — 300 тыс. человек. Порядка 1 млн. человек в ходе войны стали беженцами, а экономический ущерб составил 7 млрд. долларов. И, конечно же, под угрозой оказалась целостность и состоятельность самого государства Таджикистан. Насколько связан сегодняшний всплеск насилия на «Крыше мира» с трагедией 90-х годов?

Однозначного ответа на этот вопрос быть не может. С одной стороны, жестокое гражданское противостояние сменилось в конце 1990-х — начале 2000-х годов периодом примирения. И этот процесс не был простой имитацией. Взять хотя бы одного из центральных фигурантов сегодняшнего конфликта Толиба Айембекова. В прошлом оппозиционер, он боролся с центральной властью в Душанбе. Затем стал командиром пограничного отряда, формально — офицером, лояльным той же самой некогда враждебной власти. И таких примеров в начале 2000-х годов можно было привести немало. Так, Ходжи Акбар Тураджонзада (которого в годы гражданской войны называли «мозгом объединенной оппозиции») в 1998-2005 гг. занимал пост вице-премьера правительства Таджикистана. Однако процесс примирения, хотя и был реальным, так и не стал полноценной интеграцией в единое целое вчерашних противников. Напомню, что одной из первопричин гражданской войны 1990-х годов стали внутрирегиональные расколы, существовавшие еще в советские времена, которые с обретением независимости перестали быть «теневым» политическим сюжетом.

Мирный процесс в середине 2000-х годов постепенно выродился в передел административно-бюрократического рынка, при котором далеко не все кланово-региональные группы получили то, на что претендовали. Ведущие позиции остались у кулябцев и гиссарцев. А вот памирцы из Горного Бадахшана чувствовали себя обойденными. Тем паче, что эта область даже на фоне общей тяжелой экономической ситуации в Таджикистане выделялась своей бедностью. Независимые наблюдатели также отмечают, что президент Эмомали Рахмонов, начиная с 2003 года, стал подменять мирный и восстановительный процесс заботой о сохранении личной власти. Отсюда и его инициативы 2003-2006 гг. о продлении президентских полномочий.

Рано или поздно накопившееся недовольство должно было вылиться наружу. И в этом смысле сегодняшняя дестабилизация должна рассматриваться в связи с прошлой гражданской войной. Точнее сказать — с теми ее последствиями, которые так и не были должным образом разрешены.

Сегодня со стопроцентной точностью никто не назовет имени того, кто первым выстрелил в Горном Бадахшане в один из июльских дней 2012 года. Конфликт между региональным управлением национальной безопасности и командиром пограничного отряда в проблемной автономной области мне видится лишь надводной частью айсберга, скрывающего многочисленные неформальные договоренности по вопросам власти и собственности. Тот же Айембеков не был простым офицером. На территории Горного Бадахшана он и его родственники пользовались значительным влиянием и авторитетом, имевшим намного большее значение, чем место в формальной табели о рангах. И попытки пересмотра этих неформальных правил могли сыграть роль «спускового рычага» для конфликта. Ибо никаких внятных критериев, кроме системы личных связей для урегулирования таких проблем, похоже, просто не существовало. А значит, это ставит под сомнение дееспособность государственных институтов Таджикистана.

Наверное, эта проблема могла бы не волновать кого-то кроме узкого круга экспертов, если бы Центральная Азия и без того не была перегружена многочисленными проблемами. И пожар на «Крыше мира» может стать толчком уже к региональной дестабилизации. Да, между государствами региона нет открытых конфликтов, как между республиками Кавказа. Однако острые пограничные проблемы есть почти у всех среднеазиатских республик. Узбекистан и Кыргызстан, Таджикистан и Узбекистан время от времени напоминают об этом. Добавим к этому проблему смены высшей власти в регионе, многолетние лидеры Казахстана и Узбекистана уже не молоды, а их властные системы в значительной степени ориентированы на конкретные персоны. И все это на фоне непредсказуемости в Афганистане, который в 2014 году покинут войска западной коалиции.

Риски увеличиваются еще и из-за того, что ведущие международные игроки, вовлеченные в среднеазиатскую и афганскую геополитику, не могут найти общий язык и выработать некую хотя бы временную стратегию взаимодействия. Китай, США, Россия каждый по отдельности и все вместе не доверяют друг другу. И видят усиление партнера сквозь призму пресловутой «игры с нулевой суммой». В итоге среднеазиатское дитя при таких «няньках» рискует остаться без глаза. Между тем, если бы произошло хотя бы частичное объединение потенциалов этих трех стран, то эффект от этого мог бы быть немалым. К сожалению, до сих пор тактические выгоды заслоняют для Вашингтона, Пекина и Москвы стратегические преимущества. Наверное, комментарий можно было бы закончить на оптимистической ноте, сказав что-нибудь о том, что до 2014 года еще есть время. Оно и в самом деле есть. Но поводов для оптимизма не так много, ибо обострение ситуации в горной части Таджикистана уже есть, а другие проблемы специального «дэдлайна» ждать не будут. Таким образом, самое время для «больших игроков» продемонстрировать волю и готовность к совместным действиям по тушению геополитических пожаров.

Сергей МАРКЕДОНОВ — приглашенный научный сотрудник
Центра стратегических и международных исследований,
США, Вашингтон
blogs.voanews.com