Бронзовая пропаганда

Продолжающаяся дискуссия по поводу установки памятника князи Владимиру интересна с разных точек зрения.

Во-первых, наверное, это третье открытое обсуждение, если я не ошибаюсь, установки скульптуры в столице. Самое давнее было в Питере, и речь шла о памятнике Бродскому, который в Северной Пальмире так и не установили, а победитель конкурса подарил свою композицию Москве.

Потом обсуждали памятник Мандельштаму. И в результате выбрали один из вариантов, который и был осуществлен.

Во-вторых, как мне представляется, впервые задана инвектива, что горожане решают, где будет установлен монумент, что достаточно отрадно.

Кажется, тут надо было бы добавить, что сами горожане – через интернет или общественные слушания – могли бы в идеале быть инициаторами установки той или иной скульптуры. А , в случае с князем Владимиром, инициатива могла первоначально исходить от религиозной, а не от общественной организации.

Чтобы закончить эту тему, могу сказать, что наиболее удачным вариантом , на мой взгляд, является предложении ответственного и мудрого специалиста по устройству городкой среды Блинкина: заменить памятник Энгельсу на памятник князю Владимиру, что логично и по месту установки скульптуры, и по содержанию. В таком случае логическое продолжение получила бы дуга, которая начинается со Старой Площади и с памятника Кириллу и Мефодию, продолжается памятником Патриарху в Александровском саду и достойно завершилась бы напротив Храма Христа Спасителя скульптурой князя Владимира.

Но я не только об этом, а о том, как и кто выбирает персоналии и площадки для увековечивания в бронзе.

Известно, что Ленин во главе большевиков последовательно проводил в жизнь план монументальной пропаганды. В результате какие-то памятники по идеологическим причинам устанавливались, какие-то убирались с глаз долой.

В годы советской власти    подобная культурная политика продолжалась активно и последовательно. А потом, уже в постсоветской России, опять что-то убирали на Крымский Вал в сад скульптур, а что-то возвращали чуть ли ни на прежнее место.

В результате мы имеем совершенный разнобой, когда скульптурные композиции с трудом вписываются в те городские пространства, где установлены или их явный перебор.

Например, чуть ли ни рядом друг с другом сразу три памятника Пушкину. Первый – на одноименной площади, второй – групповой с Натальей Гончаровой, переделанный в фонтан – рядом с церковью, где поэт и его невеста венчались. И третий – также с Натальей – на Арбате, напротив дома, где он жил какое-то время.

Известна история и двух памятников Гоголю – официального и почти потаенного, которые также соседствуют рядом друг с другом.

Уверен, что у каждого москвича или приезжего есть свои любимые памятники. Для меня скульптура первопечатника Ивана Федорова и композиция, посвященная Лермонтову.

Кажется, что были всегда, потому что удачно вписаны в столичную инфраструктуру.

А вот из того, что появилось в городе в последнее время, больше спорного, чем радующего глаз.

Думаю, что также у каждого есть и свой перечень неудач в бронзовом продвижении культуры.

Для меня это памятники Достоевскому, Бунину, Цветаевой, Твардовскому, Ростроповичу.

Не совсем удачным кажется и памятник Есенину на Тверском бульваре, поскольку сделан в помпезной стилистике большого стиля.

Совершенно неудачным представляется памятник Ахматовой, воспроизводящий в металле камерный и интимный рисунок Модильяни(питерский памятник поэтессе и по месту установки – напротив Крестов, и по исполнению кажется достойным). К тому же, памятник Ахматовой можно увидеть только через ограду, поскольку двор перед домом, где она некоторое время жила у Ардовых, закрывается на запорное устройство.

Или вот Страстной бульвар. В конце его – памятник Высоцкому, а в середине – Рахманинову, что продолжается далее памятником Твардовскому и редакции «Нового мира», которая тут же неподалеку находится. Очевидно, что выходит явный перебор, как и с памятниками Чехову и основателям в проезде Художественного театра.

Сначала установили монумент в честь Чехова – помпезный и приблизительный. Потом по инициативе Табакова – двойную скульптуру – Станиславский и Немирович-Данченко. Три памятника, находящиеся в непосредственной близости, несоразмерны по величине. И почему-то установлены спинами, так сказать, к театру, к которому изображенные монументально персоналии имеют прямое отношение.

Все это к тому, что горожане могут и обязаны, честно говоря, непосредственно и активно участвовать во всем, что касается жизни Москвы. В том числе, и в пропаганде тех или иных деятелей культуры и искусства, литературы и политики.

Чтобы не было кампанейщины в решении вопросов, связанных с монументальной пропагандой, даже, если речь идет о подарках скульптур городу. И тому подобным инициативам.

Мне думается, что это было бы и своевременно, и правильно. Хорошо и городу, и его жителям.

А, главное, честно и без закулисных интриг, что тоже немаловажно.

Чтобы окончательное решение могло зависеть не от момента или частного мнения, а стало результатом подлинного обсуждения, со всеми подковерными играми, конфликте интересов, договоренностей и ангажированности.

Чтобы город был именно для жителей в любом смысле слова. И на самом деле, а не в качестве красивого лозунга.

Илья Абель